Через полчаса пришла медсестра, чтобы проводить Дору в отделение интенсивной терапии. Дора протянула руку Мэри-Ли:

— Идемте со мной.

— Не могу, — дрожащим от волнения голосом ответила Мэри-Ли.

— Вы нужны ему.

— Нет, вряд ли. — Мэри-Ли улыбнулась сквозь слезы. — Я была ему нужна, но это уже в прошлом. Скажите ему… — Она задумалась, потом с грустью покачала головой. — Ничего. Ничего ему не говорите. Я думаю, так будет лучше.

Дора пристально заглянула ей в глаза и задумчиво кивнула.

— Я поражаюсь вашему мужеству… И бескорыстию… Она торопливо обняла Мэри-Ли и поспешно скрылась за двойными дверями.

Скотту вводили обезболивающие внутривенно, поэтому он пребывал в оглушенном состоянии, но сознавал, где находится. Когда она подошла к постели, он слабо улыбнулся и прошептал:

— Привет, мам.

Дора стиснула его руку, даже не пытаясь сдержать слезы.

— Привет.

— У меня ноги переломаны к чертям собачьим, да?

— Да. К чертям собачьим!

Скотт закрыл глаза и с тихой улыбкой испустил долгий вздох.

— Слава богу!

— Мисс Мартин, мистер Тирни здесь.

Ассистентка Лилли знала, кто такой Бен Тирни, из отчетов в прессе о событиях, развернувшихся в Северной Каролине три месяца назад. Хотя основное внимание репортеров было уделено поимке Уильяма Ритта, в коридорах редакции журнала «Тонкая штучка» много говорили о том, что произошло между нею и Тирни за два дня, проведенных в горном коттедже.

Разумеется, никто из сослуживцев не осмелился задать ей вопрос напрямую, тем более что с тех пор она ни разу не встречалась с Тирни, не поддерживала с ним никаких контактов. До вчерашнего дня. Он позвонил и попросил о встрече на следующий день.

Лилли знала, что слух о предстоящей встрече разнесся по редакции со скоростью лесного пожара, поэтому с самого утра все были как на угольях и боролись за право первыми его увидеть.

Невозмутимость ассистентки Лилли была притворной.

А вот сама Лилли притворяться не могла. Она сама не узнала своего голоса, когда сказала:

— Пожалуйста, пригласите его сюда.

С бьющимся сердцем смотрела она на дверь. Он открыл дверь, вошел и тихо закрыл ее за собой. Он был в легких спортивных брюках и куртке. Раньше Лилли видела его только в шортах на байдарке, а потом в джинсах, свитере и куртке в коттедже.

Ну, и без ничего.

— Привет, Лилли!

— Привет!

— Я рад, что ты нашла для меня время сегодня.

— Я взяла себе за правило непременно устраивать встречу с каждым мужчиной, с которым судьба свела меня на двое суток в горном коттедже во время снежной бури.

Он похудел, побледнел, но его улыбка осталась по-прежнему подкупающей. Он пододвинул стул и оглядел ее с головы до ног. Когда их глаза встретились, он сказал:

— Отлично выглядишь!

«Ну почему ты ждал девяносто четыре дня, чтобы позвонить мне?» — кричало все у нее внутри. Вслух она спросила:

— Как плечо?

— Новенькое, с иголочки. Меня переживет. Им пришлось заменить старый сустав пластиковым, практически не подверженным разрушению.

— Тебя это беспокоит?

— Не слишком.

— Ты говоришь так о любой травме.

Несколько мгновений он пристально смотрел ей в глаза.

— Есть раны, которые болят сильнее других.

Лилли отвернулась, чтобы избежать притяжения его синих глаз. Бессчетное число раз она спрашивала себя, что скажет и что сделает, когда увидит его снова. Если когда-нибудь увидит. Она не сомневалась, что уж один-то раз им суждено увидеться. Что будет дальше, она не знала. Не знала, чего ждать. Она разработала несколько сценариев собственного поведения во время этой встречи: от холодного равнодушия до страстных объятий. И вот час настал, а она не могла вспомнить ни единой реплики из придуманных загодя диалогов.

— Наверное, тебе пришлось пройти физиотерапию?

— Я провел несколько недель в реабилитационном Центре.

— Бездействие, должно быть, сводило тебя с ума?

— Верно подмечено. Но мое положение было неизмеримо лучше, чем у многих других пациентов. Например, у Скотта Хеймера.

— Да, я слышала о несчастном случае.

— Это не был несчастный случай. Он мне сказал, что нарочно отпустил канат.

— Зачем?

С растущим изумлением Лилли выслушала рассказ о стероидах, которыми Уэс накачивал своего сына.

— Да плюс к тому спал с его подружкой, — подытожила Лилли, покачивая головой. — Уэс Хеймер — последняя сволочь.

— Согласен. Они держат его интрижку с Миллисент в секрете. Не для того, чтобы защитить Уэса, но чтобы оградить чувства ее родителей. Зачем усугублять их страдания?

— Он заслуживает публичного осуждения, но я понимаю, что заставило их так поступить.

— Говорят, он чувствует себя паршиво, но не только из-за Скотта или из-за того, что произошло на горе.

— Он всего лишь следовал примеру Датча.

— Не совсем так, Лилли. Если верить Скотту, Уэс сознался, что это он подзуживал Датча на охоту за мной.

— А Уэсу-то какой интерес охотиться за тобой?

— Какое-то время он всерьез опасался, что его собственный сын может оказаться Синим.

— Скотт?

— У него был мотив. По крайней мере, Уэс так думал. Уэс сыграл на чувствах своего старого друга и подтолкнул его на то, что самого Датча давно уже подмывало сделать: достать меня из ревности к тебе. Уэсу нетрудно было убедить Датча, но он не ожидал, что дело обернется смертью его лучшего друга. Эту вину он унесет с собой в могилу.

— Не понимаю, как она может оставаться с ним.

— Миссис Хеймер? Скотт говорит, она была готова его оставить, когда узнала о стероидах. Уэс умолил ее остаться.

Он говорит, что стал другим человеком. Перевернул страницу. В доказательство того, что он раскаялся, Уэс даже бросил тренерскую карьеру. Он теперь торгует спорттоварами.

— У дяди Миллисент?

— Нет, так далеко его раскаяние не заходит, — покачал головой Тирни.

— А как же Скотт? Что ждет его в будущем?

— Он все еще в инвалидной коляске, но, как только полностью поправится, он хочет продолжить образование, как и собирался.

— Но только не в спорте, я думаю?