— Ничего необычного не слышите? — спросил Глеб, когда болото было почти пройдено.

Ирт зачем-то принюхался и ответил:

— Вроде бы, нет…

Потом был чистый лес, совсем не похожий на мрачные дебри Черного Урочища.

Все чаще Ирт тянул носом воздух и поглядывал на макушки деревьев. И все напряженней делался Глеб. Иногда он останавливался, прислушивался к чему-то. Смотрел на товарищей, будто собирался о чем-то их спросить. Но не спрашивал — не решался. И лишь когда Ирт, кивнув на причудливо выгнутую березу, объявил, что идти им до лагеря осталось минут пятнадцать, Глеб не выдержал:

— Вы что, правда ничего не слышите? Мне чудится, да?

— О чем ты, Богоборец?

— Железо гремит. Там, впереди. И крики какие-то. Будто сражение идет.

— А, так ты об этом… Слышим, конечно. Это Фаталия бойцов тренирует. Она им спуску не дает, — в голосе Ирта слышалось одобрение. — Каждый день муштрует, военному искусству обучает…

Глеб успокоился.

Предчувствуя скорый отдых, пони пошли быстрей. Люди тоже заторопились: Ирт думал о горячей похлебке, Горру грезилась Фива, а Глеб хотел поскорей переговорить с Танком. Держать направление теперь не составляло труда — путники шли на шум. Вскоре за деревьями они увидели движение и блеск металла.

Едой не пахло.

— Странно, — пробормотал Ирт.

Через пару минут они могли любоваться боем. Деревья, конечно, мешали, но не слишком.

— А большая у меня армия, — сказал Глеб, и только сейчас заметил, что спутники его, отстав, остановились. Он обернулся.

Ирт и Горр напряженно смотрели на копошащихся бойцов.

— Что? — спросил Глеб, ощущая, как по спине от шеи к пояснице скатывается неприятный колкий холодок.

Ирт глухо ругнулся и потянул из кожаной петли тяжелый молот-клевец…

8

Даже завязнув в сече, отбиваясь разом от нескольких противников, Фаталия ухитрялась следить за ходом всего сражения и отдавать приказы свои людям.

— Лучники! — кричала она, орудуя мечом. — Бейте направо! Рахат! Прорубайся к Дипу! И держитесь вместе!..

Она видела, как мелькают в воздухе чудовищные дубины братьев Шатулов; видела, как Жон Душегуб, вспомнив свое старое ремесло, ловко орудует в толпе подлыми кинжальчиками, больше похожими на длинные иглы; видела, как малорослые гномы свирепо и безо всяких фехтовальных изысков кромсают топорами Двуживущих.

Бойцы рубились славно, она могла ими гордиться — но вряд ли бы они выдержали напор отборных сил Ордена Смерти, если бы не Танк. Двуживущий, вроде бы, в драке не участвовал. Казалось даже, что он лишь мешает, маячит бестолково в гуще сражающихся вместе со своим псом. Но это было не так. Фаталия видела, как Танк легко, словно невзначай касается открытыми ладонями бойцов — и они будто вырастают на целую голову, а движения их делаются столь стремительны, что воздух гудит, гулко схлопывается и светится. Она видела, как бойцы, благословленные касанием Танка, одним лишь шевелением плеч разбрасывают навалившихся врагов; и видела, что удары мечей не причиняют им никакого вреда.

Да и сам Танк был словно заговорен. О его тело разбивались клинки, о его широкополый, странного вида головной убор ломались палицы, от его запахнутого кожаного плаща отлетали метательные ножи и даже арбалетные болты. Он без усилий перемещался в толпе, и никто не мог его остановить.

Разве только один человек…

Танк крутил головой, и Фаталия знала, кого он высматривает…

Белиал появился из облака черного дыма, вспухшего примерно в сорока шагах от скрежещущего и вопящего людского месива. Маг трижды чихнул, вытер слезящиеся глаза, и несколько минут с явным удовольствием следил за битвой.

Стрелы летели в его сторону — но исчезали бесследно, едва коснувшись шерстяного халата.

Потом Белиал покачнулся, наклонился вперед — и вмиг перенесся в самую гущу сражающихся.

— Привет, — сказал он и поймал Танка за руку. — Тебе не кажется, что твое вмешательство не совсем честно?

— Почему же?

Их мощные голоса были хорошо слышны даже сквозь грохот битвы.

— Не честнее ли будет, если армия станет биться с армией, а один герой-одиночка выйдет против другого?

— Странно слышать от тебя слова о честности.

Неуязвимые, неколебимые — они стояли посреди колышущейся людской массы, словно две скалы в бурном море.

— Ладно. Хватит пустословия, пора перейти к делу.

— Не раньше, чем мы разобьем твоих людей.

Фаталия рвалась к ним, рубила врагов направо и налево, отражала удары. Она догадывалась, что не в ее силах справиться с Белиалом. Но не попробовать она не могла.

— Зачем тебе это, почему ты дерешься на их стороне? Тебя же интересует один Богоборец. Разве не так?

— Эти люди помогают мне.

— Они не люди.

— Не важно…

Танк и Белиал с вызовом смотрели друг на друга. Они не замечали того, что вдруг увидела Фаталия.

Из леса, со стороны Черного Урочища, размахивая оружием, бежали три человека.

Ирт. Горр.

И Богоборец.

Белиал не должен его заметить!

Фаталия еще яростней рванулась вперед.

Главный враг был совсем рядом…

— И все же — давай поговорим.

— Неудачное время ты выбрал для разговора. Я сейчас слишком занят.

— А если так? — Белиал поднял руку и щелкнул пальцами.

Фаталия кинулась на мага, не надеясь поразить его мечом, но рассчитывая сбить на землю подножкой или подсечкой — дать шанс Танку, спасти Богоборца, и весь свой отряд спасти: и кузнеца Сласа, и Рахата, и Лерика, и сестричку Фиву…

Лязг оружия и людские крики странным образом растянулись; вопли раненных превратились в рык, посвист стрел обернулся гулом. Воздух сделался вязким, всякое движение замедлилось, а через миг и вовсе остановилось.

Фаталия изо всех сил тянулась к Белиалу — но мышцы ее закаменели, кожу будто воском облили. Она рвалась вперед — но тело ее не слушалось.

Все замерло. Люди превратились в статуи.

Установилась полная тишина.

И лишь два голоса звучали в ней.

9

Безумие продолжалось. Они собирались ввязаться в самую горячую, самую масштабную схватку из всех когда-либо виденных Глебом. Они мчались в свалку, в дикую мясорубку, вместо того, чтобы драпать от нее со всех ног.

Грохотала, лязгала, скрежетала сталь. Вопили, хрипели люди. Кто-то то ли песнь пел, то ли молился:

— И сказано: сила его бережет дружину его; сказано: каждая смерть его — жертва на алтаре справедливости; сказано: каждая жизнь его приумножит число друзей его и число врагов его…