"Русь! Русь!

Вижу тебя из моего чудного, прекрасного далека...

И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи... О! Какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль!"

— Вам все это нравится, — откликнулась она. — Не просто Россия, а ее изучение. Изучение множества вещей. Вот почему вы получили степень доктора философии и стали заниматься исследованиями. И все-таки вы еще и неистовый агент-ковбой: бросаете свою машину навстречу опасностям, разбиваете кулаком носы людей, вроде того типа у будки при въезде в приют, о котором вы говорили.

— И что?

Она засмеялась, радуясь его растерянности.

После того как они закончили есть, Джулия встала.

— Подождите минутку! — Он вдруг обратил внимание на ее штанину, где в темно-синей ткани были видны два отверстия и засохшая кровь. — Что же вы даже не упомянули, что ранены?

Она посмотрела вниз:

— Это всего лишь царапина. Я промою ее.

— Правильно. Дайте-ка взглянуть на нее и заодно на ваши руки.

Он снял куртку. Под ней была черная облегающая футболка. Неожиданно стали видны все его мышцы и вся его сила. Широкие плечи и плоский живот. Он отстегнул кобуру, снял ее и аккуратно положил на шкаф. Жест был настолько характерно мужской, что у нее перехватило дыхание.

Она последовала за ним в ванную комнату.

— Сядьте здесь.

Он опустил стульчак на унитазе, и она села. Мягкими движениями он снял бинты с ее рук.

— Смотрится нормально — инфекции нет. Попробуйте сжать и разжать кулаки. — Она выполнила это. — Скоро вы будете вновь играть этюды.

— Вы знаете этюды Листа?

— Прекрасно знаю. У меня есть ваш компакт-диск. Мы не будем больше бинтовать вам руки. На воздухе они быстрее заживут. А теперь давайте посмотрим вашу ногу. Снимите брюки.

Она засмотрелась на него. Яркий свет ванной комнаты освещал его волосы и загорелую кожу. Мужской запах закружил ей голову. Она встала, расстегнула брюки и дала им упасть.

Сэм встал на колени. Джулия ощущала его теплое дыхание на своей ноге. Она не хотела этих эмоций, которые проносились через нее подобно бесконечной волне прилива.

Он почувствовал, как от близости к ней выступил пот на лбу. В голове словно сработал выключатель, и воспоминания об Ирини сошли на нет. Мучившее его чувство вины, казалось, отошло в прошлое. Ирини всегда будет оставаться в его сердце, но, может быть, теперь там есть место и для кого-то еще.

— Вы правы, — сказал он хриплым голосом. — Рана неглубокая. Вам чертовски повезло.

Он промыл рану теплой водой с мылом, обсушил, прикладывая к ней чистое полотенце. Ее кожа была бледна, как лунный свет, и на ощупь напоминала шелк. Сэм был подхвачен приливом эмоций, захвачен красотой ее длинных ног, ее тонкими черными трусиками, запутался в сетях своего восторга от нее, ее музыки, ее сильной воли, ее... всего в ней...

Он встал и посмотрел ей в глаза:

— Это глупо.

— Знаю, — прошептала она.

Он притянул ее к себе, и их губы слились. Ее тело охватил жар, возбуждающий, требующий. Она обвила его руками и утонула в нем, она ощутила вспышку желания, стирающего остальной мир. Только он. Только они. Только сейчас.

Его руки изучающими прикосновениями скользнули под ее блузку. Она с трудом переводила дыхание, а он целовал ей шею, уши, лоб, глаза. Он хотел ее более чем любую другую женщину на свете. И он желал ее прямо сейчас. Она тихо застонала. Он наклонился, сорвал с нее трусики и понес на кровать.

Потом они лежали, обнявшись. Горела лишь настольная лампа, и тени наполняли тихую комнату. Прохладный воздух сочился из-за занавесок. Джулии показалось, что где-то далеко в мотеле она услышала счастливое щебетание детских голосов. Она ощущала удовлетворенность, лежа рядом с Сэмом, прижавшись к нему всем телом. Каждый раз, когда он двигался, она остро чувствовала силу его тела и то, как это тело ей нравилось.

— Это твоя рука или моя? — спросил Сэм.

Она усмехнулась и подняла свой локоть:

— Моя.

Она сплела свои пальцы с его пальцами, затем стала поворачивать сцепленные руки, рассматривая их. Его пальцы были лишь немного длиннее, чем ее. Но они выглядели широкими и сильными.

— Смотри, как мы прекрасно подходим друг другу.

— Во всех отношениях.

Она вновь усмехнулась:

— И в этом тоже.

— Мне кажется, я окончательно доказал, что мной руководят гормоны, в полном соответствии с твоим определением.

Он поцеловал ее в ухо.

— Слава богу. Я думаю, что это одно из самых привлекательных твоих свойств.

— Твои гормоны тебя тоже не подводят.

Она улыбнулась и перебралась ему на грудь, чтобы заглянуть в его серые глаза.

— У тебя действительно есть мой компакт-диск?

— У меня есть они все.

Ему нравилось смотреть на нее. Его многое восхищало в женщинах. Но Джулия отличалась необыкновенным изяществом и грациозностью движений.

— Есть кое-что еще, что мне в тебе нравится. То, как ты играешь. Музыка, которую ты выбираешь. Возьми «Двадцать четыре прелюдии» Шопена. Менее талантливый пианист утомил бы аудиторию до смерти — настолько это маленькие и сжатые пьесы. Но когда ты играешь, они становятся энциклопедией настроений и эмоций — всех, от страдания до удовлетворенности и духовного очищения.

Она улыбнулась. Он знал и понимал ее музыку.

— Мне они тоже очень нравятся.

Там были прелюдии как в мажорной, так и в минорной тональности, и, как это было свойственно Шопену — величайшему пианисту всех времен, — многие из них требовали высочайшей виртуозности. Но она любила принимать вызов и была без ума от чудесной музыки.

— А что еще тебе нравится?

— Второй концерт Прокофьева. Это, конечно, настоящий шедевр. Когда ты играешь его, то вкладываешь определенные личные интонации.

Он видел, как она скатилась с него одним плавным движением, при этом длинная дута ее спины образовывала грациозную кривую. Ее соски порозовели и лишь отчасти набухли, словно в ожидании. Волосы ниспадали на бледные плечи сладко пахнущим облаком. И тут он заметил, сколь миниатюрны и тонки все ее черты. Совершенный маленький нос. Полные сексуальные губы. Безупречные и подобные полумесяцам брови с крошечными волосинками, ровными, как тычинки. Румянец покрыл все ее тело, которое словно излучало розовый свет. Он коснулся ее живота и убрал палец. На мгновение кожа стала белой, как слоновая кость, но восстановленный кровоток сразу же вернула ей прежний цвет.