Шрифт:
Интервал:
Закладка:
дальнейшем мы между собой стали звать его просто Тихон), фронтовик 55 лет, постоянно одет в один и тот же старый (14 лет прошло после войны) поношенный и засаленный военный френч; всегда приезжал с узелком еды «тормозок» – приготовленной дома; оглядел он нас пристально, с головы до ног, точно в самую душу впиться хотел, потом не торопясь проговорил: «Можете садиться на ту скамейку»; мы попросили начальника участка показать чертежи и отложили их для дальнейшего просмотра, а затем вместе с прорабом вышли из конторы и осмотрелись вокруг: голая степь, за которой в 3-х км находился берег Енисея; справа – обнесенная высоким забором с колючей проволокой жилая зона заключенных, будущих наших рабочих; позади конторы, через дорогу, ухоженный хвойный лес, в котором неподалеку находился пионерлагерь и дачи городского начальства; в 60 м от прорабской заметили маленький домик – жилье сторожа, а вдали виднелось недостроенное промышленное здание; но главное – ни звука, полная тишина, которая усиливала наше неопределенное состояние. Прораб показал единственный объект, расположенный рядом с конторой – котлован под здание материального склада будущей фабрики; до конца рабочего дня мы знакомились с чертежами объектов, производственных корпусов и транспортерных галерей между ними, открывали объемистые папки и смотрели чертежи; объекты нам понравились, сложные и интересные, много монолитных и сборных железобетонных конструкций, часть оборудования из Германии; после изучения чертежей, нам стало понятно: на голом месте предстояло построить крупную, высокопроизводительную вторую в СССР (первая была построена в Ленинградской области) автоматизированную обогатительную фабрику мытых заполнителей (песок, щебень и гравий) для высокопрочных бетонов марок 500 и 600 строящейся в это время Красноярской ГЭС; общая стоимость фабрики 33 млн. рублей (около 50 млн. долларов США в ценах 1959 г.). Изучая чертежи, мы пытались задавать вопросы Корженевскому, но отвечал неохотно, был хмурым; нас это не смущало, поскольку были поглощены знакомством с чертежами; естественно, мы не могли предугадать технических и организационных проблем, с которыми позже пришлось встретиться; в 17-00 рабочий день был окончен, приехали домой, молча приготовили ужин из гречневой каши, заправленной мясной тушонкой, поели, каждый думал о решении, которое должны принять; легли на кровати и начали взвешивать за и против; сошлись на том, что объекты интересные, немного смущало, что рабочие зэки и удаленность от города; но мы уже знали, что все наши товарищи, с которыми мы жили в этой коммунальной квартире, работают в городе тоже с зэками, а некоторые ребята строят достаточно удаленные городские объекты; в итоге, решили работать «на Березовке». Гена сел на кровать, взял свой баян, открыл ноты и начал наигрывать какую-то унылую мелодию; я попросил сыграть что-нибудь повеселее, и он заиграл свой любимый чардаш Монти; затем затянули Сулико и что-то еще; пришли в комнату ребят (в основном харьковчан), которые работали мастерами с зарплатой 115 рублей на промышленных объектах треста; посидели в компании, было весело, немного выпили, рассказали им о своей разведывательной поездке на строительство Березовской фабрики, но ни о какой Березовке они слыхом ни слышали; вернулись к себе и легли спать, думая о том, что нас ждет впереди; я вспомнил, что еще в Ростове, когда нас распределили в Абакан и Канск, была информация, что там строят в основном заключенные и это несколько смущало нас, «домашних ребят»; но с другой стороны, на производственной практике после 4-го курса на строительстве крупного завода на Кубани, я работал с бригадой бывших заключенных, недавно освободившихся, и понял, что, несмотря на их бравый вид и многочисленные татуировки на теле, это обычные люди, с которыми можно нормально работать. Утром мы пришли к Нестеренко и дали согласие; оклад назначили нам 120 руб., все-таки не 115, как получали наши ребята; начальник отдела кадров Фадеев оформил нас мастерами, завел трудовые книжки, издал приказ; стали мы на комсомольский учет; зашли к Нестеренко и выслушали последнее напутствие.
IV
Первый рабочий день. Угрюмый и желчный прораб Владимиров дал мне чертеж материального склада, рулетку и одного рабочего, бесконвойного зэка, велел на дне котлована разбить оси ленточных фундаментов и закрепить их колышками; Гена остался в прорабской изучать чертежи; через некоторое время Корженевский позвал меня и стал знакомить с объектами фабрики; подошли к корпусу дробления гравийной смеси; ленточные фундаменты под стены были выполнены летом вольными рабочими, а теперь следовало начать кладку стен; часть кирпича была уже завезена, но каменщиков сняли на срочные городские объекты; мы стали обходить вокруг корпуса, как вдруг начальник, не говоря ни слова, повернулся ко мне спиной и подошел к поддону с кирпичом, расстегнул пальто и ширинку, вынул свой инструмент и стал орошать кирпич; эта сцена была для меня первым уроком «строительной эстетики»; двинулись дальше, я слушал рассказ об объектах, которые предстояло построить – приемные бункера, узел перегрузки, транспортерные галереи между корпусами; затем я позвал Гену, и начальник показал его объекты; я в конторе стал теперь уже целенаправленно изучать нужные мне чертежи. Подошло время обеденного перерыва, и мы задумались, как будем питаться; сослуживцы брали из дома узелок с обедом – хлеб, мясо, овощи, питье, а как же быть нам? Тихон посоветовал зайти в домик к сторожу и попытаться договориться о питании; мы зашли через сени в небольшую комнатку-кухню, в которой стоял деревянный стол, покрытый белой скатертью с вышивкой; везде порядок, чистота; в большой комнате-спальне в углу над кроватью высился громадный киот с удивительно безобразными и очевидно необычайно древними образами; рассказали мы о себе, старик, работавший на стройке сторожем и его старуха (имен не помню) предложили раздеться и угостили чаем; стали договариваться о питании, сказали, что будем платить и привозить необходимые продукты из города, на что старики согласились, но денег не взяли; нас не отпустили сразу, хозяйка поставила на стол
