В кабинет по одному вводили каждого из тех троих, что открыли автоматный огонь по Нелюбину из «БМВ» у телецентра тотчас после того, как он отстрелялся, изрешетив машину, в которой, по его расчетам, должен был находиться московский «важняк» Турецкий.

Нелюбин с непониманием и удивлением смот­рел на каждого из этих незнакомых ему молодых мужиков, по виду типичных уголовных «быков» — мясистых, накачанных, коротко остриженных.

Облпрокурор Золотов пролистал протоколы до­просов этих лиц, произведенных ранее Даниловым и Рыжковым, затем сказал старшему из них, кото­рого допрашивали последним:

— И вы, Хрипко, и ваши подельники, люди опытные, в этих стенах не новички. Ваши личности установлены, вы задержаны на месте преступления с оружием. Правда, раньше вы влипали, судились и отсиживали по мелочевке, а теперь вам всем светит значительный срок. Покушение на убийство долж­ностного лица при исполнении им своих служебных обязанностей, к тому же сотрудника правоохрани­тельных органов, старшего следователя по особо важным делам. А это может вылиться совсем в дру­гие сроки, чем те, которые вы уже отбывали. Я ясно выражаюсь?

Допрашиваемый широко раскрыл глаза, и на его лице проступило нескрываемое удивление.

— Можно слово, гражданин начальник? — под­нял он руку. — Тут какая-то накладочка выходит. Мы никакого не «важняка» были посланы грохнуть. Другого! Так что нам должностного лица при испол­нении не паяйте!

— Я вас понял, Хрипко. И к этому мы еще вер­немся.

При этих словах Нелюбин быстро вскинул голо­ву и оглядел допрашиваемого с головы до ног с каким-то новым интересом. Он уже больше не де­монстрировал подчеркнутого равнодушия, а вслу­шивался в каждое его слово с особенным внимани­ем. При этом чувствовалось, что он лихорадочно старается разобраться в этом неожиданном и непо­нятном пока для него раскладе и что все это имеет для него огромное значение — что же все-таки сей­час происходит, где тут правда, где розыгрыш, сле­довательские хитрости и уловки.

— И это еще не все, — продолжил Золотов. — Гораздо хуже для вас то, что человек, который обе­щал вам, отправляя на это дело, вытащить после откуда угодно, уже ничем вам помочь не сможет. И надеяться вам на него глупо хотя бы потому, что если вы хорошо знаете его, то должны понимать: он и пальцем не пошевелит, чтобы сунуться выручать тех, кто по собственной глупости или по независя­щим от них причинам сгорел на деле, спалился. Вы для него больше не существуете. Он никогда и ни из-за кого не стал бы рисковать собой. В его отно­шениях с людьми основное правило, основной принцип — естественный отбор. А значит, тот, кто не сумел выпутаться из истории, подлежит выбра­ковке. Поэтому, хорошенько подумав, вы смекнете,

от кого могла бы исходить для вас самая большая угроза — от него. Вы попались, а значит, можете заговорить. Но тут еще одна закавыка: тот человек, который послал вас к телецентру, сейчас уже никто. Он изобличен, установлен, и теперь не вам надо его бояться, а ему — вас. Да, кстати, возвращаясь к вашему замечанию: кого все-таки вам надо было застрелить? Я слушаю вас, Хрипко. Говорите.

— Нам было велено убрать вот его, — он показал пальцем на Нелюбина.

— Вы когда-нибудь раньше встречались с этим человеком? — спросил Данилов.

— Так чтоб близко или там базарить — не дово­дилось. А видеть видели, только издалека.

— Не вспомните, где и когда?

— Пару раз я его с нашим видел, — сказал Хрипко.

— Это с кем же — нашим? — уточнил Турец­кий. — Вы же знаете здешние порядки. Тут нужны имена. Вы хотите сказать, что речь идет именно о человеке, который приказал вам убрать вот этого гражданина?

— Ну верняк, начальник! Он же сам всю мокруху нарисовал, ну, то есть план нам выдал — когда подъехать, где стоять без шума. А когда вот он пошмаляет, тут же с ходу сыпануть по нему из «узяхи» — и по газам.

— Ну а вы, Нелюбин, что на это скажете? — спросил Золотов.

Нелюбин долго молчал, глядя на «быка» в чер­ной майке, обтягивавшей его мускулистые плечи и руки. И Турецкий уже решил, что он снова не удос­тоит его ответом, но Нелюбин вдруг медленно, че­каня каждое слово, проговорил:

— Пусть назовет имя. Кто их послал.

— Законный вопрос, — повернулся к мордасто­му тяжеловесу Хрипко Золотов и перевел взгляд на Нелюбина. — А разве вы, Павел Петрович, еще не поняли?

Но Нелюбин повторил:

— Пусть скажет имя!

— Говорите, Хрипко! — приказал Золотое, и Хрипко произнес:

— Адмирал.

И он, кажется, не успел еще договорить это слово, как Александр Борисович быстро вытащил фотографию из-под стопки листов-формуляров.

— Вы имеете в виду вот этого человека? Его вы называете Адмиралом?

— Ну да, его. Это он, Адмирал...

— Вы не ошибаетесь? Тогда попрошу назвать его полное имя, — уточнил Золотов.

— Это Клемешев Геннадий Петрович, — глухо сказал Хрипко.

Турецкий быстро перевел глаза на Нелюбина. Тот, сильно подавшись вперед, с какой-то жуткой, окаменевшей улыбкой смотрел на фотографию, ле­жавшую на столе.

— Повторяю, Нелюбин, — громко и отчетливо сказал Золотов, — гражданам Хрипко, Шкварину и Петрову вас «заказал», то есть поручил убить, хоро­шо вам знакомый Клемешев Геннадий Петрович, он же Юрасов Сергей.

— Так, значит, вы... — прошелестели серые губы Нелюбина, — значит, вы...

— Да, Нелюбин, — сказал Турецкий, — мы смогли сделать это. А посему мой вам совет — рас­сказать нам все о человеке, который и бровью не повел, приговорив вас к смерти. Да очнитесь вы, Нелюбин! У вас же такая голова!

— Да какая разница? — сказал Нелюбин. — Все равно мне «вышка». Без вариантов. Слишком много всего.

— Скорее всего, именно так, — кивнул Турец­кий и жестом руки приказал конвоирам увести троих, которые были больше не нужны. И когда те скрылись за дверью, продолжил: — Действительно, много, непомерно много всего... Вы небось уж и сами со счету сбились, сколько жизней на вас... Но ведь знаете, какая теперь жизнь — все может быть.

У нас уже мораторий на смертную казнь. Вот-вот она совсем должна быть отменена. Или Президент вдруг возьмет да и помилует вас. А ведь тут... чечен­цы... Вы же видели сегодня подследственного Иссу Арсланова. И ведь он не один... И у них к вам, я думаю, много счетов... Я не пугаю, но такова объек­тивная реальность.

— Что вам надо? — спросил Нелюбин.

— Мне нужен Клемешев-Юрасов, — сказал Ту­рецкий. — Весь, с головы до пят. Все, что вы знаете о нем, от начала и до конца. Думаю, вряд ли есть смысл хранить тайны человека, который только по чистой случайности не вывел вас в распыл.

— Ладно, — сказал Нелюбин. — Ваша правда. Давайте записывайте... пусть и он получит свое. Видно, пора...

Допрос Нелюбина завершился около пяти часов вечера, и Турецкий чувствовал ту радость победы, которая была самым нужным и самым дорогим в его работе. Теперь он знал о Клемешеве уже все.