своего дома и не претендует на него ни в какой степени. После этого стали выпускать. Но англичанам триста лет не нужна была эта бумага — ее наверняка куда-нибудь закопали-потеряли…»

Но сохранился советский документ:

«П О С Т А Н О В Л Е Н И Е

Президиума Академии наук СССР

От 26 марта 1970 г. № 207 г. Москва

О передаче академиком П. Л. Капицей в дар Академии наук СССР дома в городе Кембридже (Англия)

Академик П. Л. Капица передал в дар Академии наук СССР принадлежащий ему дом в городе Кембридже (Англия) для проживания в нем преимущественно советских научных работников, проходящих стажировку в Англии.

Принимая этот дар, Президиум Академии наук СССР выражает академику Петру Леонидовичу Капице глубокую благодарность.

Президент Академии наук СССР академик М. В. Келдыш

И. О. Главного ученого секретаря Президиума Академии наук СССР

член-корреспондент АН СССР В. А. Виноградов»[287].

«Я думаю, они потом схватились за головы, ведь они приобрели себе столько проблем: налоги, следить, чинить, — продолжает Анна Андреевна. — Поэтому все равно наша семья следила за этим домом, несмотря на все документы, и не давала ему разрушиться даже в нищие советские 1970–80-е годы.

Сами-то мы в первый раз побывали там в 1991 или 1992 году. Анна Алексеевна всем нам тогда выдала деньги, чтоб мы туда съездили, посмотрели. Потому что в 1990-м она с помощью одного из учеников Петра Леонидовича, ворочавшего большими финансами, сделала в доме ремонт. И дальше его уже покомнатно сдавала — в нем потом жили студенты, аспиранты. Кого выбирали старшим — присматривал не только за домом, но и за участком. Всегда одна комната в нем оставалась пустой, чтобы могли приехать Сергей или Андрей, и они там останавливались».

Впечатлениями о пребывании в родном доме Андрея Петровича Капицы делится академик Н. С. Касимов: «Первый раз я поехал в Кембридж на месяц в 1992 году, когда получил стипендию имени Капицы — был такой довольно долго существовавший фонд. Жил в „Капица-хаусе“ с Андреем Петровичем и Младой Алексеевной. Надо же, первый раз я был в Англии и остановился не в гостинице, а в частном доме, да еще таком! Что, конечно, было очень интересно. Андрей Петрович жил на втором этаже, я на третьем. Утром он ко мне поднимался, будил и, пока я совершал разные утренние процедуры, Андрей Петрович готовил завтрак, потом я спускался вниз. На первом этаже располагался его кабинет небольшой, заваленный в основном инструментами — инструменты разнообразные он очень любил. А рядом была столовая-гостиная с выходом в сад, кухня и маленькая комнатка для завтрака двух-трех человек. Но мы никогда в ней не завтракали и не обедали, все время это делали в гостиной. Андрей Петрович любил готовить, но не любил мыть посуду. Поэтому мыл ее я. На завтрак Млада Алексеевна ни разу не выходила. А мы с Андреем Петровичем, посмотрев чуть-чуть новости, уезжали на его Volvo в Scott Polar Research Institute, где у него была своя комната. Но строго в половине одиннадцатого (10.30 a. m.) мы с ним обязательно выходили со своими кружками на общее чаепитие. Где-то полчаса все общались, после чего снова расходились по кабинетам. Дальше у нас с Андреем Петровичем были встречи, хотя в то время мое знание языка было еще недостаточным. Мы с ним ездили в Лондон по каким-то делам. В зависимости от того, что придумывалось, ездили с ним и Младой Алексеевной по окрестностям.

Но обедать возвращались домой, предварительно заехав в какой-нибудь магазинчик. Я тоже участвовал в этом процессе — мы с Андреем Петровичем вдвоем готовили обед. Хотя я бы с удовольствием этого не делал, но не любит Млада Алексеевна готовить! Хотя на самом деле там, в Англии, все очень просто: либо ты ешь пикшу — haddock, либо codfish — треску. Мясо ели редко. Так же и ужинали.

Иногда приходили гости: проезжавший мимо Владимир Михайлович Котляков, тогда только получивший академика, вице-президент Международного географического союза, и еще двое: один был точно профессор Робин из Полярного института Скотта и какой-то их американский коллега. Они вместе тогда обсуждали озеро Восток — как раз в то время зарождалась знаменитая статья в Nature, посвященная его открытию. Андрей Петрович стал флагом этого озера. Это важно, иначе затопчут, а уж в мире — совершенно точно. И то, что Андрей Петрович имел широкие зарубежные связи, и его фамилия была широко известна, а тем более в Англии, имело очень большое значение. Там основа всему в Институте Скотта лежит. Потому что отстаивать свое открытие — это тоже большой и трудный процесс.

Все свободное время в Кембридже я старался посвящать езде на велосипеде, хотя погода в ноябре была не очень подходящая. Месяц прошел достаточно незаметно. Но мы тогда крепко с Андреем Петровичем подружились, несмотря на то, что он был существенно старше меня.

Потом еще раз мы жили в „Капица-хаусе“ в 2000 году, когда я получил стипендию Royal Society. Мы приехали туда с женой, ни Андрея Петровича, ни Млады Алексеевны в то время там не было, а потом Андрей Петрович приехал один, и мы с ним прожили две недели.

После завтрака мы обычно смотрели телевизор, новости, и там шел бесконечный сериал, который назывался что-то вроде „Баба — премьер-министр“. Про Тэтчер — не про Тэтчер, я уже не помню. Я сказал, что не люблю такие фильмы. Но Андрей Петрович вдруг начал мне доказывать: „Нет-нет, ты что! Это хороший фильм!“ Наверное, так оно и было. Просто я удивился, с какой страстью он бросился его защищать! Если в чем-то Андрей Петрович был уверен, то отстаивал свою точку зрения, сопротивлялся и защищался до конца.

Благодаря Андрею Петровичу я тогда познакомился с бывшим советским диссидентом Владимиром Буковским, которого СССР в свое время обменял на главного чилийского коммуниста Луиса Корвалана. Буковский жил недалеко от „Капица-хауса“, и они с Андреем Петровичем приятельствовали. Однажды я вернулся с работы, а дверь „Капица-хауса“ заперта и никого нет. Оказалось, Андрей Петрович поехал к Буковскому. Это было буквально в трех-четырех кварталах. Ключа у меня не было, и мне пришлось тоже поехать туда, так что я еще и в гостях у Буковского побывал, и мы там побеседовали. Очень интересный человек. Пару раз мы с ним пообщались».

Академик Г. И. Баренблатт вспоминал: «Наше знакомство с Андреем Петровичем поначалу было чисто шапочное. Он работал в Московском университете, я работал в Московском университете, но потом я перешел в Институт океанологии Академии наук. Меня тогда много раз приглашали за границу в разные места, но эти приглашения все время натыкались на отказы внутри академии. Одно из них было в Кембридж на конференцию, посвященную выдающемуся гидродинамику сэру Джеффри Тейлору в честь 100-летия со дня его рождения. Я это предложение принял, оформил все документы, но