Уже на второй день я сумела освободиться от цепи. Неведомый кузнец небрежно поработал над ее звеньями, и почти на каждом колечке виднелись полоски-распилы. Отыскав в заброшенной усадьбе обломок меча, я вставила его в распил и ударила сверху булыжником. Звено хрустнуло и развалилось, а на моей ноге остался только железный браслет. Но, даже избавившись от цепи, я еле-еле переставляла ноги. То их кололо множеством игл, то слезала кожа, то при малейшем прикосновении начинали ныть ступни. Правда, охотиться все же навострилась. Выбиралась на пригорок и расставляла там силки на мелкую дичь – благо конского волоса в заброшенных избах нашлось немало. Да и много ли было нужно еды на один рот?

В первой дальней вылазке мне не повезло. Начало весны выдалось теплым и солнечным. Снег проваливался под лыжами, и идти было тяжело. К тому же приходилось таиться от случайных путников и обходить проталины на полях.

Второй раз я вышла в поход уже в начале лета, по распутице и слякоти. Говорят: «Выйдешь в морось – будет удача в пути», но, пока я, мокрая и грязная, добралась до длинного, изрезанного мысами озера Ель-марена, прошло три дня. Едва чуя под собой ноги, я завалилась спать прямо на берегу, а ни свет ни заря вскочила от зычного весеннего зова оленя-драчуна. Казалось, трубит не один зверь, а весь лес. Деревья содрогались от его рева и сжимали свои только-только зазеленевшие почки.

Добыть оленя было бы для меня большой удачей. Его шкура годилась и на сапоги, и на крепкие, добротные штаны. А мясо можно высушить и спрятать. Оно пригодится, когда отправлюсь искать Хаки…

Опьяненный весной и любовью зверь не заметил меня. Пристроившись на развилке между дубовых ветвей, я наблюдала за гоном. Сначала на вызов «драчуна» явился совсем молодой, тонконогий красавец с тремя вилками рогов. Увидев его, я удивилась: обычно по зову «драчуна»., сразу ясно, какой он стати и силы, и более слабые даже не ввязываются в драку. Юный олень напоминал заносчивого мальчишку – выскочил, покрасовался перед самочкой и застыл, явно не зная, что делать дальше. «Драчун» тряхнул рогатой головой и двинулся к пришельцу. Тот попятился, ткнулся лбом в развесистые рога соперника и рухнул на колени. Гордо помахивая коротким хвостом, победитель направился к оленихе-избраннице. Та насторожилась и прислушалась. По треску ломающегося кустарника и глухому топоту я сразу поняла, что теперь бой будет на равных. Олень, который шел на зов, похоже, был больше и опытнее его. Уж очень уверенно он ломился сквозь лес…

Так и оказалось. Ноги и лоб «пришлого» украшали шрамы, темно-коричневая шкура лежала на груди широкими лоснящимися складками, а шея походила на мохнатое бревно. И каким чудом подобная стать сохранилась у зверя после голодной зимы?!

Однако грозный вид соперника не произвел на «драчуна» никакого впечатления. Он склонил голову, огляделся и копнул грязь копытом.

«Неужели будет драться?» – едва успела удивиться я, как противники уже сшиблись рогами. На миг показалось, будто оба зверя не выдержат удара, но они даже не сцепились – лишь проверили силу друг друга. Теперь им следовало разойтись и столкнуться во второй раз, чтоб выяснить, кто сильнее. «Драчун» так и сделал, а вот «пришлый»… Едва его соперник отошел на пару шагов, как матерый олень взбрыкнул передними копытами и устремил свои опасные рога в его незащищенный бок. Бедняга «драчун» едва успел повернуть голову. На сей раз рога сцепились, но шея «драчуна» выгибалась крутой дугой, и он никак не мог развернуться. Самцы то отступали к лесу, то опять возвращались на середину поляны, и вдруг оба упали. Грязь всхлипнула и раздалась в стороны. Я вытянула шею. Оба зверя исходили пеной, но, что самое удивительное, продолжали драться. Олениха в кустах нервничала и кругами приближалась к дерущимся. В ее глазах замерли удивление и страх. Она не понимала, что творится с ее такими сильными и красивыми ухажерами и зачем они оба барахтаются в грязи, когда самое время определить, кто достоин стать отцом ее детей?! Зато я уже все поняла. Коварство «пришлого» сгубило обоих самцов. Отростки их рогов прочно увязли друг в друге, и теперь противники были обречены драться до тех пор, пока кто-нибудь не упадет мертвым. Да и тогда неизвестно, сумеет ли победитель выпутаться из рогов побежденного. Я ухмыльнулась. Эта возня в грязи чем-то походила на мою жизнь. Договор с марами крепче оленьих рогов приковал меня к Хаки. Но мы, люди, сами могли разобраться, а зверям нужно было помочь.

Я долго выбирала жертву. Оба оленя были красивы и сильны, однако чем погибать обоим, уж лучше умереть одному.

Стрела взвизгнула. «Пришлый» захрипел и дернулся. Острый наконечкик-полумесяц перерезал ему горло. Зверь затих.

Я не сразу выбралась на поляну, опасаясь, что уцелевший «драчун» примет меня за нового соперника. Пришлось ждать, пока он высвободит голову и вместе со своей возлюбленной скроется в лесу. Только тогда я слезла с дерева и подошла к убитому оленю. В нем было много мяса, а стрела лишь немного попортила шкуру на шее. Пока я просила прощения у духа зверя, пока, как положено, разделывала тушу, Хоре склонился к закату. На ночь я увязала мясо в оленью шкуру и, перебросив веревки через дубовый сук, подняла ее повыше. На свежее мясо в лесу всегда найдется немало зубастых охотников, и нужно было позаботиться о его сохранности.

Волки появились бесшумно: ни воя, ни шелеста шагов, просто ночной кустарник расцвел сразу несколькими жадными, блестящими огоньками. Подхватив горящую головешку и оружие, я поспешно залезла на дерево. Пусть серые разбойники заберут то, что осталось от оленя. Им тоже нужно есть. Однако моего угощения им показалось мало. Поутру они ушли, но когда я пристроила мясо на волокуше и пустилась в путь, сзади послышался протяжный глухой вой.

Стая сопровождала меня все утро, а к полудню неожиданно отстала и дала мне передохнуть. Тащить тушу, даже разделанную, было нелегко, но пережидать еще одну ночь в лесу, рядом с такой чудесной приманкой, мне не хотелось. Бросив лямки волокуши, я села на землю и достала флягу с водой. Влага охладила пересохшие губы, а быстрые капли побежали на подбородок.

«Куда же все-таки делись эти твари?» – оглядывая кусты, подумала я. Отказываться от легкой поживы было не в привычках лесных разбойников. То ли их что-то напугало, то ли…

Позади затрещали кусты и раздался тревожный густой рык. Из зарослей, прямо к покинутой волокуше, выкатился большой, мохнатый ком. Два маленьких звериных глаза уставились на мясо с почти человеческим вожделением,

Медведь! Так это его испугались серые братья?! Но как можно было испугаться ТАКОГО медведя? Зверенышу было от роду год-полтора, его бурая шерсть свалялась сосульками, на щенячьей морде полосами вспухали следы чьих-то когтей, а задняя нога нелепо волочила за собой огромный-медвежий капкан – клепец.

– Эй, ты! Стой! – прыгая к волокуше, завопила я. Мне и в голову не пришло поднять лук или нож на это жалкое создание.

Но медведь остановился. Просительно мотая мохнатой головой, он стоял и глядел на меня. Он не пытался напасть или убежать. Светлые дужки звериных бровей жалобно подрагивали, а в карих глазах застыли мольба и печаль. Казалось, мишка понимал, что с капканом на ноге, голодный и одинокий, он недолго проживет в суровом лесу, и просил у меня разрешения хоть досыта поесть перед смертью. Мне стало жаль его. Давно ли я так же плелась по чужой, полной опасности земле? Тогда на моей ноге тоже болтался сделанный недобрыми руками капкан.