Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Москва, сентябрь 2009 г.
АЛЕКСЕЙ ПУШКОВ
Пушков Алексей Константинович — автор и ведущий аналитической программы «Постскриптум» на канале ТВ Центр. Родился 10 августа 1954 г. в Пекине. В 1988—1991 гг. был спичрайтером Михаила Горбачева. Профессор и преподаватель МГИМО.
— С 1995 по 1998 год Вы занимали должность замгендиректора ОРТ, когда там вовсю рулил Борис Абрамович. Почему же в 1999 году, во время известной жесткой предвыборной кампании. Вы оказались по ту сторону баррикад от Березовского?
— А я и не был с ним на одной стороне баррикад. На ОРТ «людьми» Бориса Абрамовича были те, кто занимался финансовым управлением, прежде всего ныне покойный Бадри Патаркацишвили, а также руководители информационного вещания — Ксения Пономарева, затем — Татьяна Кошкарева. Я же отвечал за общественные и международные связи ОРТ. Сама по себе эта должность не предопределяла принадлежность к клану Березовского, более того, с тем же Патаркацишвили — и это знали многие на канале — у меня были очень непростые отношения. Я работал с генеральным директором Сергеем Благоволиным. Когда он ушел, вслед за ним ушел и я. Кстати, Благоволин ушел оттуда в знак протеста, когда «люди» Березовского стали поливать грязью Примакова и Лужкова.
— Доренко, по-Вашему, — журналист?
— Профессионально, конечно, журналист. Разные журналисты бывают... Вот папарацци — это журналисты? Раз их работа востребована журналами, значит — журналисты. Но если вы меня спросите, как я их оцениваю, отвечу: мерзавцы!
— Тогда мерзавцы не только такие журналисты, но и те, кто их к этому толкает или толкал, их начальники. Владислав Юрьевич Сурков, Татьяна Петровна Кошкарева... Разве не они устами обычных корреспондентов давали в эфир некорректную информацию в отношении Евгения Максимовича Примакова?
— Мне это доподлинно неизвестно. Березовский сам, лично — я это знаю — сделал своим рупором Доренко... Я, кстати, тогда поражался: на что Доренко в профессиональном смысле надеется?! Он мог, конечно, расправиться с Примаковым, сказать, что у
Евгения Максимовича все суставы вставные. Мог обвинить Лужкова неизвестно в чем! Но я прекрасно понимал, что этой «деятельности» хватит на полгода-год...
— А формально заправлял всем этим разве не Сурков, вряд ли без благословения Березовского являвшийся в 1998 — 1999 гг. первым заместителем генерального директора ОРТ? Тогда отличился ведь не один Доренко, и явно не вопреки начальству.
— Вы знаете, есть такая категория людей, агрессивность которых на экране маскирует глубокие личные комплексы. Доренко всегда критиковал власть, потому что никогда во власти не был и не имел туда доступа. А это важно! Я не испытываю от огульной критики власти идеологического кайфа. Я был во власти. Я работал на высшем уровне, писал доклады и речи на закрытых дачах ЦК КПСС, участвовал в международных переговорах. У Доренко такого опыта не было, он видел во власти какую-то магию и атаковал ее, чтобы быть к ней причастным хотя бы так. Березовский точно угадал суть Доренко и вышел на его «мягкое место». Березовский ведь не просто сделал Доренко своим рупором, он стал брать его во власть — водил на закрытые совещания, советовался, обещал блестящее будущее. Доренко стал человеком, которому доверял сам «великий» Борис Абрамович! И Доренко, видимо, был этим очарован.
— Вам не кажется, что современная политическая аналитика порой приобретает фарсовые формы? Вот Глеб Павловский с его мультфильмами... Неужели не нашлось более привлекательного телеведущего, с профессиональными манерами и содержанием передачи, нормальной дикцией, в конце концов?
— Передача Павловского была сделана под конкретный проект, под ситуацию «От Путина к преемнику». Она появилась за три года до президентских выборов 2008 года и через месяц после них была закрыта. Это была программа с четкой политической задачей: создать дополнительный информационный рычаг в преддверии перехода власти или же сохранения Путина у власти. Что касается лично Павловского, то, что бы ни говорили, в политике он разбирается. Хотя, конечно, для ТВ этого недостаточно.
— Да Павловский и не журналист вовсе. К тому же в информбоях той же предвыборной кампании 1999 года Павловский, по мнению многих СМИ, вспоминал о цеховой солидарности в последнюю очередь.
— Знаете, я тоже не журналист. Я — дипломат и политолог. Журналистика просто сфера моей профессиональной занятости, скажем так. Глеба я хорошо знаю за пределами телеэкрана и не хотел бы комментировать его телепрограмму. А о политическом значении его телепередачи я уже сказал.
— Можете, как профессиональный международник, сказать: улучшился ли мир после гибели Советского Союза и прекращения «холодной войны»?
— Мы отказались от «холодной войны». Что, мир сильно улучшился? На самом деле после договоренностей 1970-х годов между Советским Союзом и США никакой серьезной угрозы ядерной войны не было. Все уже было под контролем. Был договор о противоракетной обороне. Подписывались договоры о сокращении наступательных вооружений. Но вот после «холодной войны» мы, как выражался Олдос Хаксли, вступили в прекрасный новый мир.
И что мы увидели? Первую войну в Европе после Второй мировой войны! Я имею в виду Югославию, бомбардировки Белграда, разрушение мостов через Дунай. Через двенадцать лет после распада СССР мы увидели захват Ирака, крупного суверенного государства, члена ООН. Раньше американцы себе такого не позволяли. Они могли позволить себе лишь захват Гренады, маленького острова у них под боком. А еще 11 сентября, теракты, Афганистан. Ну, и кто скажет, что мир после «холодной войны» лучше прежнего мира? Да, границы открылись, появились свободы — это большой плюс. Но в лице Советского Союза исчез противовес американской мощи, и эта вседозволенность завела Америку в тупик. Избрание Барака Обамы — это признание самой Америкой полного тупика идеи однополярного мира. Нынешний мир может стать лучше мира времен «холодной войны», но над этим надо работать.
Москва, июль 2009 г.
АЛЕКСАНДР ХИНШТЕЙН
Хинштейн Александр Евсеевич — журналист газеты «Московский комсомолец», депутат Госдумы. Родился 26 октября 1974 г. в Москве. Профессор, член-корреспондент Академии проблем безопасности, обороны и правопорядка. Награжден орденом Почета.
— 1990-е годы стали эпохой компромата. Почему именно Вам, Александр Евсеевич, совсем молодому журналисту, спецслужбы в свое время доверили распечатки прослушек высших лиц государства для последующей их публикации? Чем они мотивировали свой выбор?
— Да ничем не мотивировали. Просто в тот период времени мало кто из журналистов был готов сотрудничать (в хорошем смысле слова) со спецслужбами. Это считалось чем-то зазорным. Для меня же главным критерием всегда являлось содержание, а не форма, то есть чтоб читателю было интересно.
— Проводились ли потом экспертизы на подлинность этих записей и каковы были ее результаты? Получали ли Вы деньги за публикацию прослушек отдельно?
— Ну, прослушки как таковые я никогда не публиковал; исключительно в контексте журналистских материалов. Получал, разумеется, гонорар. А экспертиза, если не ошибаюсь, проводилась только один раз, когда в 1996 году я опубликовал стенограмму «тайной вечери» Чубайса и Илюшина: кеш выйти из скандала с «ксероксной» коробкой. Чубайс заверял потом официально, что запись — фальшивка, он ничего подобного не говорил. Однако Генпрокуратура провела экспертизу и установила: Анатолий Борисович — врет. Письмо тогдашнего генпрокурора Скуратова о том, что запись подлинная и на ней голоса именно Чубайса и Илюшина, хранится у меня до сих пор.