В эллинистических государствах выработались различные формы обожествления царей. Есть формы более мягкие и более резкие, более и менее прикрытые собственно религиозным авторитетом. В Сирию сама власть определенными декретами ввела культ живого правителя. Царствующий государь династии Селевкидов считался воплощением бога на земле, он был явленный бог; в знак божественности на монетах его изображали в венце, окруженном солнечными лучами.

В Египте форма поклонения сложилась иначе. Главным толчком к установлению культа государя у Птолемеев служил финансовый расчет. Им нужно было отобрать в свою пользу, секуляризовать церковные имущества, и они старались мотивировать или покрыть захват объявлением своего высшего церковного авторитета, наподобие Генриха VIII в Англии XVI. Птолемеям приходилось устраиваться среди двух разных культурно-национальных групп, греко-македонян и старого египетского населения. Имея в виду понятия первой из этих групп, а также соперничество Селевкидов, первые Птолемеи старались извлечь всю возможную выгоду из принципата легитимности: ловкие дипломаты, они выставляли себя прямыми преемниками и потомками македонских царей, а через них полубога Геракла. Много усилий они положили на то, чтобы перенести в свою столицу прах великого Александра, его гробница стала как бы фамильным их достоянием и опорой династической политики. К имени Александра, возведенного в сонм богов, в Египте стали присоединять имена обожествленных умерших царей и цариц. Птолемей II Филадельф прибавил к богам своего отца и мать под именем богов-спасителей, но когда он ввел в тот же ряд новых богов свою умершую сестру-жену, его самого при жизни стали почитать вместе с нею под именем «брат и сестра – небожители». Следующий царь Птолемей III Эвергет начал прямо свое царствование с возведения себя с женой, по примеру предшественника, в число богов, и они назвались боги-благодетели. Наконец, при его преемнике вся эта цепь старых и новых богов была соединена вместе; ныне благополучно царствующие причислялись всякий раз в качестве последнего звена к ряду государственных богов.

Но Птолемеи не упускали из виду местной старинной религии и ее духовенства. Больше того, между тем как в Сирии активно выступала сама государственная власть, декретируя религиозные акты, в Египте светская власть искусно спряталась позади иерархии господствующей религии. Египетские греки могли сколько угодно приветствовать в государстве возрожденного, воплотившегося на земле Диониса, но сама консекрация, возведение в сонм вышних, производилась жреческой коллегией старинного египетского культа, которая пошла на компромисс с пришлыми греческими властителями и приравняла их к своим старым местным фараонам. Титулы царя принимают черты египетского пафоса, он зовется «солнцеподобный великий царь верховных и нижних стран, живой образ Бога, сын солнца». С течением времени в Египте усилилась реакция национального элемента против пришлого греческого, и цари второго века господства Птолемеев должны были искать опоры в национальном жречестве, которое как бы венчало их на царство. В постановлении Мемфисском, которое относится к 196 г., говорится, что египетские жрецы могут приезжать в новую греческую приморскую столицу, Александрию, а царь зато обязуется прибыть в Мемфис, старинную национальную столицу, где соберутся жрецы «на празднество вступления на престол Птолемея вечносущего, любимого богом Пта, богоявленного благодетеля». Жрецы определяют дни праздников в честь богов-государей, обряду богослужений, решают, в каких храмах должны быть поставлены изображения царей и т. д. Вместе с тем новый политический культ совершенно сливается со старым религиозным, государство превращается в церковь. В силу постановления, изданного в Канепе в 328 г. при Птолемее III Эвергете, все жрецы при всех храмах страны должны, кроме своих других названий, еще именоваться «жрецами богов Эвергетов», это обозначение пишется на всех официальных документах и вырезается на перстнях жрецов, во всяком храме образуется, кроме имеющихся четырех коллегий (фил) жреческих, еще «пятая фила богов Эвергетов»; праздники в честь богов Эвергетов вводятся в круг годовых религиозных торжеств и устраиваются наподобие праздников в честь других величайших богов.

Третий тип государственного культа, самый мягкий, представляет пергамское государство Атталидов в Малой Азии. В число богов здесь возводили лишь умерших государей, им ставили алтари и храмы; правящий царь не был бог, а лишь «близкий к богу», состоявший под особым его покровительством. Имеется, правда, жрец, но он не принадлежит, по-видимому, к настоящему духовенству. Он главным образом занят устройством парадной процессии и музыкальных состязаний, которые устраиваются в честь государя ежегодно или ежемесячно, главным образом в день его рождения. Корнеман находит, что эти обычаи мало чем отличаются от празднования в наше время королевских дней, выражающегося в торжественной литургии, народных увеселениях и парадных спектаклях.

В пергамском культе есть черта, которая потом сыграла роль в римском государстве. Помимо официальных государственных торжеств, чинов и должностей, есть еще частные соединения, есть добровольные кружки и акты преклонения, группирующиеся по городам или по товариществам. Таково, например, общество Атталистов, которое заключало в себе труппу актеров из Теоса, проживавшую в Пергаме. Это – частное учреждение, кружок, состоявший, так сказать, под высочайшим покровительством; его ответные комплименты за это покровительство состояли в некоторых актах публичного культа, как бы похожих на современную отправку адреса или приветствия.

Римские правители не оставили без применения ни одной черты этих культов. Постепенно из всего этого выстроилась большая сложная система, которая медленно, с большою осторожностью, была перенесена и на западные страны. Но вначале они стояли так далеко от этого круга идей, что греки подсказали им от начала до конца все сюда относящееся. Еще в самом начале больших завоеваний римлян, в 196 г., город Смирна, забегая вперед в числе общин, искавших покровительства Рима, олицетворил великую республику в виде богини Ромы и поставил у себя этой богине Роме храм. По одной делосской надписи видно, что в I в. до Р.Х. ассоциация купцов и моряков на этом острове поставила себя под покровительство богини Ромы. Родосцы поместили в своем главном святилище статую «римского народа» в 30 локтей вышины. Но так как в провинции и на окраины являлись единоличные носители государственного величия Рима, то скоро греки перенесли на них божественные знаки отличия: проконсулам Фламинину, Марцеллу, Цицерону, Помпею присуждались храмы и игры, в этих почестях их соединяли с богиней Ромой, наподобие пергамских царей. Наконец, с именем Цезаря (а может быть, раньше еще и Помпея, который пользовался на Востоке огромным авторитетом) связываются неслыханные почести и восхваления. Из одной эфесской надписи видно, что народ и совет в городе Эфесе, так же как в других городах Азии, почтили его «как сына Ареса и Афродиты, бога воплощенного и общего спасителя жизни человеческой». Мы встречаемся здесь с тем самым характерным выражением, которое служило в почитании Селевкидов. На другой надписи Цезарь назван «богом самодержцем и спасителем мира».

Но попытка самого Цезаря и его сторонников перенести эти формы почитания живого правителя в Рим вызвала здесь сильную реакцию; ясным выражением этой реакции был заговор 44 г. В этом отношении Октавиан повел себя очень осторожно, сделав необходимые уступки установившимся в Риме и Италии понятиям. В римской среде, между республиканских символов, перед лицом аристократии, еще полной оппозиционных чувств и затронутой скептицизмом, было бы неловкой претензией выставлять на вид божественность живого правителя. У придворного панегириста Вергилия есть только общие намеки в «Георгиках» на будущий апофеоз, которым увенчается деятельность Октавиана. Поэтому в Риме допустили только культ умершего Цезаря и притом, вознесенный на небеса усердием почитателей, он был назван только обожествленным человеком, полубогом или святым, в отличие от других, настоящих богов. Характерно также, что это вознесение Цезаря пришлось осуществить постановлением сената и народа; оно вовсе не считалось, как у Селевкидов и Птолемеев, необходимым следствием его царственного положения. В этой смягченной форме обожествление приняло характер более соответствующий привычкам римлян.