— Чтобы наследник венского престола кинулся мне на грудь, орошая ее слезами, для этого нужно было дождаться, чтобы русская армия Румянцева с песнями прошлась по Молдавии и Валахии.

Он прибыл в Нейссе, чистенький силезский городок, славный производством мебели и кружев. Здесь был приготовлен дом для встречи императора. 25 августа прикатил Иосиф, высокий и благообразный юноша; Фридрих встретил его на лестнице, распахнув объятия. Пикантность свидания заключалась в том, что король принимал гостя на земле Силезии, которую отнял у Австрии и закрепил за собою в двух кошмарных войнах… Иосиф сразу извинился:

— Три года назад, объезжая Богемию, я горячо желал повидать вас, но матушка и князь Кауниц сочли мое желание неприличным. Ныне я счастлив исправить невежливость, к которой меня принудило педантство старших менторов. Впрочем, — досказал император, — Вена уже смирилась с потерей Силезии, попавшей в ваши добрые, гениальные руки. Этим мы убрали с дороги мешавший нам камень.

— Браво! — гортанно выкрикнул король. — Не следует забывать, что пруссаки и австрийцы — германцы. Будем же впредь умнее: Германия имеет свои задачи в Европе! А наша встреча в Нейссе — великолепный залог будущей дружбы Габсбургов и Гогенцоллернов, столь долго разделенных враждою и клеветами.

За вежливой преамбулой начиналось подлое дело.

— Пока жива моя матушка, — признался Иосиф, — мое влияние на события в Европе всегда ограничено, однако ни я сам, ни моя матушка не допустим, чтобы Валахия и Молдавия стали русскими провинциями. Вена имеет свои исторические притязания на эти области, а Буковина отлично укладывается в географию Австрии.

— Буду откровенен и я, — ответил король; взмахнув тростью, он предложил императору прогулку по саду. — Я не большой охотник до традиций, но в роду Гогенцоллернов существует древнейший завет: овладеть польскою Померанией, чтобы — через Данциг — объединить марку Бранденбургскую с марками Восточной Пруссии. Для этого потребно отсечение части земель польских… Вы знаете, что я, вступая в альянс с Россией, вынужден теперь выплачивать ей из своего кармана. Не такие у меня дела, чтобы я транжирил денежки по пустякам. И нелегко они королям достаются!

— О, я это знаю по себе, — согласился Иосиф…

Лакей подал на подносе белый хлеб, размоченный в сливках, и Фридрих, не снимая перчаток, стал кормить садовых павлинов, кричавших от голода. Он умышленно задел больное место Габсбургов, небрежно сообщив, что на ярмарках в Австрии славяне устраивают публичные гулянья по случаю побед войск Румянцева.

— Я разгоню эти ярмарки, — обозлился Иосиф.

— Напротив, — возразил король, — не вздумайте раздражать их придирками, иначе Екатерина сразу найдет повод для вмешательства в защиту славян. Все женщины обожают совать свой нос в чужие дела. Я помню Екатерину еще ребенком с замашками уличного мальчишки. Когда она со своей побирушкой-матерью появлялась в Потсдаме, я всегда дрожал, как бы Фике не стащила чего-нибудь или не раскокала. А сейчас, достигнув зрелости и возведя в квадрат врожденные пороки, эта драчливая бабенка сокрушает равновесие Европы, и, чтобы сдержать могущество русских армий, нам предстоит впрягаться в единую упряжку…

Иосиф согласился объединить усилия для сдерживания России и спросил Фридриха: нельзя ли окольными путями (хотя бы через интриги Шуазеля) заставить Стокгольм накинуться на Россию со стороны Балтики, открыв перед нею второй фронт? Он сказал это с умыслом, ибо родная сестра Фридриха, Ловиза-Ульрика, была женою шведского короля Адольфа.

— Мой юный друг, сейчас Швеция не рискнет… увы! Но передайте своей благочестивой матушке: пусть она зорче озирает неприступные рубежи своей великой империи, ведь от соседства с разбойничьей Россией добра ожидать не следует!

При этих словах молодой император Иосиф вспыхнул:

— Пусть вся Европа знает: Вена никогда не смирится, если границы нашей Венгрии станут примыкать к границам России!

Фридрих III всегда помнил минувшую войну:

— Главное заблуждение Европы — думать, что Россия слабосильна. И не станем наивно полагать, что русские только вчера выбрались из пеленок варварства. Я много встречался с ними: они имеют подвижный интеллект, их суждения полны здравого смысла. А если все эти качества еще подкреплены мощью их государства, то… Простите, я не понимаю, неужели в Вене спят каждую ночь спокойно?

— Я не сплю, мать не спит, один Кауниц дрыхнет. Условимся так: Вена воздействует через Версаль, а ваша Пруссия — через Сент-Джемский кабинет. Совместно станем давить на султана турецкого, приманивая его нашим посредничеством к миру с Россией.

Фридрих понимал тайные вожделения Австрии:

— Чтобы оттянуть русских от Черного моря и Балкан, следует сунуть Екатерине в зубы кусок польских владений.

— Как это сделать? — призадумался Иосиф.

— Но вы уже сделали это, — засмеялся король. — Вы забрали Ципское графство (где, кстати, нет даже поляков, а живут одни русины). Забирайте же соляные копи в Величках, наконец, смелее вторгайтесь в Галицию и Буковину. Когда мы поставим Петербург перед фактом растерзания Польши, русским ничего не останется, как запросить своей доли с начинкой… Петербург — принципиальный противник разделов Речи Посполитой, но Белоруссия и Правобережная Украина охвачены давним стремлением войти в состав русской государственности, и русский Кабинет не может не учитывать этих желаний белорусов и малороссов…

Возвратясь в свои покои, король сказал де Катту:

— Молодой Габсбург согласен с моими планами. Это вам не его матушка, которая плачет, воруя, и ворует, рыдая. Иосиф плакать не станет, но ему свойственна краска стыда на непорочных еще ланитах. Он согласен разбойничать, как и его предки, но при этом будет постоянно смущаться. Пруссия же смущаться не будет!

…Перекраивая европейскую карту, Австрия и Пруссия еще не подозревали, что новорожденный младенец Буонапарте, лежащий в колыбели на далекой Корсике, полностью сокрушит военную машину Фридриха Великого; он разломает всю сложнейшую конструкцию Священной Римской империи, и лишь одна Россия сможет устоять перед его неукротимым натиском. Но пока до этого далеко…

Первые осенние листья закружились над парками Царского Села, Петергофа и Ораниенбаума.

— Вот и осень, — вздохнула Екатерина. — Поздравь меня, граф Григорий: твоя глупая Като стала великою княгиней Молдаванской!

Молдавия с Валахией — извечные житницы султанов, их бездонный сундук, из которого Османская империя черпала деньги на будничные расходы. Дунайские княжества кормили столицу и армию османов, но за плоды трудов своих народ получал едва ли треть их стоимости. А лишь гарем султана ежедневно истреблял 20 баранов, 100 ягнят, 10 телят, 200 куриц, 300 цыплят, 100 голубей, 50 индеек и 50 гусей (это, читатель, лишь один гарем за один день, а сколько было таких гаремов в Турции и сколько веков длилось рабство!). Турецкие офицеры и чиновники имели право забирать у молдаван все, что хочется, и потому, куда-либо поехав, они нарочно заворачивали в Молдавию, чтобы вывезти оттуда целые обозы бесплатного добра…