– То есть? – мотнул головой Сергей, словно пытаясь очнуться от дремоты.

– То есть нет никакой игры, есть Нибиру, есть законы, по которым она существует, а игры нет, – сказал Тордион. – Отключена машина.

– Но тогда как же?.. – начал Второй.

– Вот так, – развел руками профессор. – Просто забавное стечение обстоятельств – четверо друзей создали новую реальность, и она зажила своей жизнью. Отец первым понял это и приложил все усилия, чтобы уничтожить Нибиру. У Нибиру, при всех ее несовершенствах, есть два глобальных преимущества – иное течение времени и отсутствие страха смерти, а соответственно – лжи. Отец трезво осознавал, что рано или поздно те ограничения, которые он заложил в программу, будут отменены, и цивилизация Нибиру превзойдет земную за несколько лет. А там – кто знает? Уже был создан Хаос.

– Тогда зачем он взял с собой Слаанеша? Это же Хаос! – не понял Сергей.

– Он думал, это я, – объяснил Тордион. – А я не пришел к Белой Башне, в моем облике пришел Слаанеш. Он хорошо умеет притворяться.

– Почему не пришли?

– Не хотел покидать Нибиру. Небытие не нравится мне, здесь некрасиво. Я родился на Нибиру, я любил на Нибиру. Мне был абсолютно чужд насильственный патриотизм отца.

– Вопрос! – прервал его речь Второй. – А дверь, через которую мы с вами сюда проникли, кто сделал?

– Конечно, отец, – ответил профессор. – Все, что есть на Нибиру, сделал мой отец.

– Выходит, о патриотизме речь не шла, – сказал Сергей. – Боюсь, вы недооцениваете своего покойного отца. Он хотел не уничтожить Нибиру, он знал, что, отключая машину, не сможет уничтожить ее. Ваш отец хотел просто изолировать свое перспективное создание и потом вернуться в него заветной дверцей. А вас он звал посмотреть здешний мир по каким-то другим причинам.

– Вы прозорливы! – почти с восхищением посмотрел на него Тордион. – Догадываетесь, по каким причинам?

– Сафери? – предположил Второй.

– Именно, мой смышленый друг, – сафери, – подтвердил его догадку профессор. – Сафери! Великое сафери! Мир во всем мире! Спасение от рака! И еще тысячи гуманных чудес. Отец был идеалист. Наивный идеалист. Он не учел одного весьма важного обстоятельства, о котором известно любой набожной старушке в Небытии.

– Седьмой уровень? – опять предположил Сергей.

– Вы восхищаете меня все больше и больше, – улыбнулся Тордион. – То, что позволительно на Нибиру, запрещено здесь, поскольку Создатель здешнего мира имеет совершенно другие виды на человека. При этом я лично уверен, что появление Нибиру – тоже часть Его проекта. Отец попытался форсировать построение рая на Земле, и вместо меня пришел Слаанеш. Так что мира во всем мире и лекарства от рака не получится. Аморально спорить с Творцом творцов. Кстати, отец не собирался возвращаться обратно «заветной дверцей», как вы изволили выразиться. Повторяю, он надеялся уничтожить Нибиру.

– Но «дверь»? – напомнил Второй.

– Что «дверь»? Она «заработала» только после того, как отец отключил «машину», – ответил Тордион. – До этого отец дважды разбивался о камни под Карак-Оррудом. И свое любимое кольцо он потерял именно во время этих безнадежных экспериментов. Могу спорить, что кольцо вы достали у лесных эльфов. Внизу проходит их дорога.

– Ну, в общем, близко к этому, – признался Сергей. – Мне его подарил Фунибар, а ему лесные эльфы. Они думали, что перстень Корина наделяет своего хозяина даром предвидения.

– Ерунда! – махнул рукой профессор. – Это кольцо обладает гораздо более серьезным достоинством.

– Каким? – заинтересовался Второй.

– Оно просто есть. Вещь в себе.

– Разве кольцо не открывает дверь? Вы ведь кинули кольцо в пропасть?!

– С таким же успехом я мог кинуть камень, – сообщил Тордион. – Признаться, я кинул кольцо из сентиментальных соображений. Этакий «цветок Колриджа».

Вдали послышался шум приближающейся электрички.

– Одного не пойму, – разглядывая свое самоценное кольцо, поделился Сергей. – Ваш отец, Великий Магнификус Первый, создает Белый Портал, через который эльфы, гномы и другие обитатели Нибиру запросто переходят в Небытие, а с дверью у него ничего не получается? Странно как-то.

– Ничего странного, – ответил профессор. – Белый Портал он создает из Небытия, вместе с остальным миром, а дверь он создает, уже будучи на Нибиру. Программа не может породить полноценную программу сама по себе, ей нужен сигнал извне. Таким сигналом стало отключение компьютера. Автосохранение или что-то подобное.

Электричка почти сравнялась с перроном.

– Простите за настырность, – опять подал голос Второй. – Еще одна вещь непонятна – почему вы не провели остальных Древних этой дверью? Они ведь собираются себя на сто лет в бетон закатать на дне океана.

Тордион как-то странно покосился на него и, после секундной паузы, сказал:

– Я думал, что вы и об этом догадались.

– О чем? – уже входя в тамбур, уточнил Сергей.

– Слаанеш не только моего отца убил, – произнес ему в спину профессор.

Эта информация, вкупе с разноцветной рябью перед глазами и диким давлением на виски при переходе, практически лишила молодого человека сил. Выйдя из двери на каменистую поверхность горного плато, он рухнул на колени. Тордиону пришлось помочь ему встать на ноги.

Дверь в воздухе медленно растворилась. На Нибиру уже наступила ночь.

– Они погибли? – задыхаясь, переспросил Магнификус.

– В Небытии – да, – кивнул его спутник, – на Нибиру – нет. В отличие от моего отца, в момент физической гибели они спали.

– Но они об этом не знают! – воскликнул Второй. – Ни Теклис, ни Торгрим, никто им не сказал!

– Не сказал, – подтвердил Тордион, – я запретил об этом говорить. Это лишнее. И вам не советую распространяться.

– Обалдеть! – только и смог произнести Магнификус, переваривая услышанное.

Профессор вернулся к своему любимому месту на краю плато и сел. Вскоре к нему присоединился и Второй. Спутники долго сидели, молча разглядывая яркие, переливающиеся разными цветами звезды на небосклоне.

– Валайа рассказала мне, что три тысячи лет назад послала два разумных луча в поисках предела вашей Вселенной. Они еще не вернулись, – почему-то вспомнил Магнификус, доставая из кармана свою трубку.

– Они и не вернутся, – сказал Тордион. – У этой Вселенной, как и всех других Вселенных, нет предела. Они беспредельны, и в их глубине существует все. Где-то существует мир, точно такой же, как этот. И там так же сидим мы, только ваша трубка у меня в руках. А есть мир, где мы еще не вышли из вагона.

– Обалдеть! – повторил Второй, раскуривая зажженной спичкой трубку.

– Перестаньте повторять одно и то же слово, – упрекнул его профессор и предложил: – Чередуйте «обалдеть» с «непостижимо». Интеллигентнее звучит. Удивительно, почему такому важному понятию, как «непостижимое», не придумали свой символ? У «бесконечности» есть, а у «непостижимости» – нет. Придумайте что-нибудь. В историю войдете.