Эуне прищурился, поправил очки и стал рассматривать портреты с разных точек.

– Интересно, – пробормотал он. – В высшей степени интересно. А я вижу только очертания лиц.

– Я хотел, чтобы ты как эксперт поручился, что такое вполне возможно. Тогда мы сможем доказать более тесную связь Гуннеруда с Анной.

Эуне взмахнул рукой:

– Если то, что ты говоришь о фрёкен Лённ, правда, то ей достаточно минимум миниморум информации, чтобы узнать лицо.

Когда они вышли на улицу, Эуне сказал, что из профессионального интереса хотел бы встретиться с этой Беатой Лённ.

– Она следователь, как я понимаю?

– Да, в отделе грабежей. Мы с ней распутываем дело Забойщика.

– А, понял. Как продвигается?

– Так себе. Следов немного. Они предполагали, что он скоро пойдет на новое ограбление, но пока что этого не случилось. Что, вообще-то говоря, несколько странно.

На Бугстадвейен Харри увидел кружащиеся в воздухе первые осенние снежинки.

– Зима! – крикнул Али с другой стороны улицы и показал Харри пальцем на небо.

Он что-то сказал брату на урду, и тот сразу заменил его в роли грузчика и стал затаскивать ящики с фруктами в магазинчик. Али мягкой походкой пересек улицу и подошел к Харри.

– Здорово, что все закончилось, – улыбнулся он.

– Конечно, – ответил Харри.

– Осень – дерьмовое время года. Наконец-то снежок пошел.

– Точно. А я думал, ты о том деле говорил.

– С этим компьютером в твоем чулане? Оно закончено?

– А тебе никто об этом не говорил? Они нашли человека, который его там поставил.

– Вот оно что. Поэтому жене сообщили, что мне не надо сегодня на допрос в Управление. А что там на самом-то деле произошло?

– Коротко говоря, один тип пытался представить дело так, будто я был замешан в серьезном преступлении. Если пригласишь меня сегодня на обед, я подробнее расскажу.

– Да ведь я уже тебя пригласил, Харри!

– Ты не сказал, в котором часу.

Али возвел очи горе́:

– И почему у вас обязательно надо назначать день и час, чтобы в гости прийти? Да ты просто в дверь постучи, и я открою, а еда у нас завсегда есть.

– Спасибо, Али, я постучу громко и отчетливо. – Харри отпер ворота.

– А вы с той дамой разобрались? Может, это сподручная была.

– О ком ты говоришь?

– Да о той незнакомой даме, я ее в тот день перед дверью в подвал видел. Я о ней этому говорил… Тому, как его там?

Харри застыл, забыв нажать ручку ворот:

– Ну-ка, Али, давай в точности выкладывай, что ты ему говорил.

– Он спросил, не заметил ли я чего необычного в подвале или около него, вот я и сказал, что видел незнакомую даму у входа в подвал. Когда я вошел в подъезд, она стояла ко мне спиной. Я это запомнил, потому что хотел спросить, кто она такая. Но потом услышал, как щелкнул замок, и решил, что раз у нее ключ, значит, все о’кей.

– Когда это случилось и как она выглядела?

Али досадливо всплеснул руками:

– Я ведь торопился, да и видел ее только со спины. Три недели назад? Или пять? Блондинка? Брюнетка? Не представляю.

– Но ты уверен, что это была женщина.

– По крайней мере, мне показалось, что это дама.

– Альф Гуннеруд был среднего роста, узкоплечий, не очень коротко стриженный, темноволосый.

Али задумался:

– Да, конечно, могло быть и так. Но это могла быть и дочь фру Мелькерсен, она к ней как раз заходила. Например!

– Ладно, бывай, Али.

Харри решил принять душ, одеться и отправиться к Ракели и Олегу, которые пригласили его на блины и партию в тетрис. В день их возвращения Ракель показала привезенные из Москвы замечательные шахматы с резными фигурами и доской из дерева и перламутра. Но к сожалению, ей совсем не понравился пистолет Namco G-Con 45, который Харри купил в подарок Олегу, и она его немедленно конфисковала, заявив, что Олегу нельзя дарить игрушечное оружие, по крайней мере пока ему не исполнится двенадцать лет. Харри с Олегом слегка смутились и без разговоров согласились с ней. Правда, они знали, что позднее Ракель воспользуется присутствием Харри и оставит его присматривать за Олегом, а сама отправится на вечернюю пробежку. И Олег шепнул Харри, что видел, куда она спрятала Namco G-Con 45.

Стоя под душем, горячие струи которого выгнали поселившийся в его теле холод, Харри старался забыть разговор с Али. Место сомнениям найдется всегда, каким бы ясным ни казалось дело. А Харри родился скептиком. Но в какие-то моменты необходимо просто верить, если хочешь, чтобы твое существование обрело контуры, обрело смысл.

Харри вытерся, побрился и надел чистую рубашку. Посмотрел на себя в зеркало и осклабился. Олег сказал, что у него желтые зубы, и Ракель как-то слишком громко рассмеялась. В зеркале он увидел распечатку первого письма от C#MN, которая по-прежнему висела на противоположной стене. Завтра он ее сорвет и на это место снова повесит фотографию с Сестренышем и им самим. Завтра. Он уперся взглядом в текст в зеркале. Странно, что он не обратил на это внимания в тот вечер, когда вот так же стоял перед зеркалом и чувствовал, что чего-то не хватает. Наверное, когда постоянно видишь одну и ту же вещь, взгляд замыливается и ты ее не замечаешь. Он снова посмотрел на текст в зеркале. Потом вызвал такси, надел ботинки и стал ждать. Посмотрел на часы. Такси уже наверняка подъехало. Вперед! И тут он поймал себя на том, что опять поднимает телефонную трубку и набирает номер.

– Эуне.

– Мне надо, чтобы ты заново прочитал все письма. И попробовал разобраться, мужчина их писал или женщина.

Снег стаял в ту же ночь. Астрид Монсен только что вышла из дому и направилась по мокрому черному асфальту в сторону Бугстадвейен, как вдруг увидела шагающего по тротуару на противоположной стороне улицы светловолосого полицейского. Она ускорила шаг, и пульс у нее участился. Она уставилась прямо перед собой в надежде, что он ее не заметит. В газетах были помещены фотографии Альфа Гуннеруда, и толпы следователей целыми днями топали по лестнице то вверх, то вниз, мешая ей работать. Но теперь с этим покончено, как сказала она сама себе.

Она поспешно зашагала к переходу. «Кондитерская Хансена». Только бы успеть туда забежать, тогда она спасена. Чашечка чая и пончик по возможности за последним столиком в самом конце длинного кишкообразного зала позади стойки. Каждый день ровно в половине одиннадцатого.

– Чай и пончик?

– Да, спасибо.

– С вас тридцать восемь.

– Пожалуйста.