– Да, – ответила она с убийственным спокойствием, – Я следовала за ним.

Он отпустил ее руку, которую держал, и прижал ладонь к сердцу, чтобы унять боль в нем.

–Ты … ты бесстыдница! – хрипло сказал он, наконец.

Она не произнесла ни слова.

– Ты понимаешь, что такое сегодняшняя ночь? – сказал он, глядя на нее сверху вниз. – Это канун нашей свадьбы; ты слышишь, канун нашей свадьбы?

Она вздрогнула и закрыла лицо руками.

– Ты планировала эту встречу? – потребовал он с яростной усмешкой. – Я полагаю, ты это признаешь? Это всего лишь простая случайность, что я не застал тебя в его объятиях, не так ли? Будь он проклят! Жаль, что я не убил его, когда только что встретил!

Затем старый дух пробудился в ее груди, и она посмотрела на него с презрительной улыбкой на своем прекрасном изможденном лице.

– Ты! – сказала она.

Вот и все, но это, казалось, сводило его с ума. Мгновение он стоял, затаив дыхание и тяжело дыша.

Вид его ярости и страданий, ибо страдания были осязаемы, поразил ее.

Ее настроение внезапно изменилось; с криком она схватила его за руку.

– О, Джаспер, Джаспер! Сжалься надо мной! – воскликнула она.– Сжалься. Ты обижаешь меня, ты обижаешь его. Он не пришел навестить меня, он не знал, что я здесь! Мы не разговаривали, ни слова, ни слова! – и она застонала. – Но когда я стояла и смотрела на него, и видела, как он изменился, и слышала, как он вздыхает, я знала, что он не забыл, и … и мое сердце потянулось к нему. Я … я не хотела говорить, следовать за ним, но я ничего не могла с собой поделать. Джаспер, видишь ли … Видишь ли, это невозможно … я имею в виду наш брак. Сжалься надо мной и отпусти меня! Ради твоего же блага отпусти меня! Подумай, подумай! На какое удовлетворение, на какую радость ты можешь надеяться? Я … я пыталась любить тебя, Джаспер, но … но я не могу! Вся моя жизнь принадлежит ему! Отпусти меня!

Он почти отшвырнул ее от себя, затем снова поймал с ругательством.

– Клянусь Небом, я этого не сделаю! – яростно воскликнул он. – Раз и навсегда, я этого не сделаю! Берегись, ты довела меня до отчаяния! Это твоя вина, если я поверю тебе на слово.

Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание; затем его гнев вспыхнул снова, более смертоносный из-за внезапной, неестественной тишины.

– Неужели ты думаешь, что я слеп и лишен чувств, чтобы не видеть и не понимать, что это значит? Как ты думаешь, ты имеешь дело с ребенком? Ты ждала своего часа, ждала своего шанса и думаешь, что он настал. Осмелилась бы ты сделать это месяц назад? Нет, тогда не было уверенности в смерти мальчика, но теперь … теперь, когда ты видишь, что он умрет, ты думаешь, что моей власти пришел конец…

С криком она вскочила на ноги и повернулась к нему лицом, на ее лице был ужас, в глазах – ужасный страх и печаль. Когда крик сорвался с ее губ, ему, казалось, вторил другой, стоявший рядом с ними, но никто из них этого не заметил.

– Фрэнк, умрет! – выдохнула она. – Нет, нет, только не это! Скажи мне, что ты не это имел в виду, что ты сказал это только для того, чтобы напугать меня.

Он убрал ее умоляющую руку с горькой усмешкой.

– Из тебя вышла бы хорошая актриса, – сказал он. – Ты хочешь сказать, что не рассчитывала на его смерть? Ты хочешь сказать, что не стали бы устраивать сцену, выпрашивая больше времени, времени, чтобы позволить тебе сбежать, как бы ты это назвала! Ты думаешь, что как только мальчик умрет, ты сможешь отказаться от своей сделки и посмеяться надо мной! Ты ошибаешься; с тех пор как была заключена сделка, я старался, как никто другой, облегчить тебе задачу, завоевать твою любовь, потому что я любил тебя. Я больше не люблю тебя, но я не отпущу тебя. Любил тебя! Небо свидетель, я возненавидел тебя сегодня ночью, но ты не уйдешь.

Она отпрянула от него, съежившись, когда он возвышался над ней, как прекрасная девушка из старых мифов, отпрянувшая от какого-то пожирающего монстра.

– Послушай меня, – сказал он хрипло, – завтра я либо отдам эту бумагу, – и он выхватил фальшивую купюру из нагрудного кармана и злобно ударил по ней дрожащей рукой, – либо я отдам ее тебе в руки как моей жене, либо я отдам ее ближайшему судье. Мальчик умрет! От тебя зависит, умрет ли он спокойно или в тюрьме.

Бледная и дрожащая, она села и посмотрела на него.

– Это мой ответ на твою милую молитву, – сказал он с невероятной горечью. – Тебе решать, я больше не буду спорить. Мягкие речи и слова любви не обрушатся на тебя, кроме того, для них прошло время. Сегодня ночью в моем сердце нет любви, ни капли любви к тебе, я просто выполняю сделку.

Она не ответила ему, она едва слышала его; она думала об этом печальном лице, которое на мгновение показалось ей, как укор, и исчезло, как привидение; и именно ему она прошептала:

– О, любовь моя, любовь моя!

Он услышал ее, и лицо его задрожало от безмолвной ярости, затем он рассмеялся.

– Ты совершила большую ошибку, – сказал он с усмешкой, – очень большую ошибку, если ты ссылаешься на лорда Лейчестера Уиндварда. Он может быть твоей любовью, но ты не его! Это вопрос небольшого момента, он не весит и перышка на весах между нами, но правда в том, что "твоя любовь" теперь принадлежит леди Ленор Бошамп!

Стелла посмотрела на него и устало улыбнулась.

– Ложь? Нет, – сказал он, насмешливо качая головой. – Я узнал об этом уже несколько недель назад. Об этом пишут во всех лондонских газетах. Но это ничего не значит между тобой и мной, я остаюсь верен своим словам. Завтра судьба мальчика будет в твоих руках или в руках полиции. Мне больше нечего сказать, я жду твоего ответа. Я даже не требую этого сегодня вечером, без сомнения, ты была бы …

Она встала, бледная и спокойная, не сводя с него глаз.

– …Я говорю, что жду вашего ответа до завтра. Мне нужны поступки, а не слова. Выполните свою часть сделки, и я выполню свою.

Говоря это, он сложил фальшивую купюру, которая от волнения раскрылась, и медленно положил ее снова в карман; затем вытер лоб и посмотрел на нее, угрюмо прикусив губу.

– Ты