один шансдля удара битой.(Поэзия какутверждение никогдане признаетотступничества.) Интерпретациякак переводможетошибаться – ноэтого не узнаешь, покане зарыдаешь. Тьма –наполовину свет,просто тыего не можешьувидеть.(Мы продолжаемизобретатьколесо, ибозабуксовали.)Если бы не былокритиков,нам пришлось быих изобрести.Почтительность непочтительна.Не представительство –посредничество.2021 Ян Пробштейн

Карла Харриман (1952)

Каждодневница: воздушная пьеса

для Стива Бенсона

Сцена 1– Не испанский костюм, шитый для фламенко,однако и не причудливый убор Голландского Ваньки:останутся без внимания. Он обернулся, и рукаофицера в черном так и осталась в воздухе,как зубатка плывет в аквариуме. «Есть ли уВас помада или румяна?»– Личность сплав выводов. Малколм Стронгхолд.– Из Грэма Грина.– На этой странице ведет к злодею доктору;читает книгу. Песни порхают меж пальм, однаковязнут несколько по жаре. Люди находят назверей. Годы спустя мы восстанем в Век Напряжения.Первый знак жизни в гавани, утром:моторный ялик. Нервически, каждодневно трястикулаками – вот как доктор дает знак о своеймести пределам времени.– На улице одетый по случаю лает на свою семью.Доктор прохаживается в похвалах. «Потрясающе», –говорит доктор, чье равновесие восстановленотем, о чем знает каждый, страшные вещи. «Живот –ное раболепно и свирепое, но со временем милыйдруг дома». Затем он сказал: «Наследие».– Не мусоль увядающий образ.– Я ли девчушка на выгоне, что снашивает нас –ледники?– Я стараюсь смотреть на свои вещи философски.‹…›– Я замечала, что будущее не впрямую идет отжелания, жажды играть на понимании между мнойи другим, – шальное приветствие или пустой звук,а б с т р а к ц и я, но хватко и сжав: такмарлей льнет к неразделенной заре. И там-то,вдали, можешь вглядеться, как твои ревностныевоспоминания снова являются в существе. Такаяигра терминами легко подошла бы одной культуре,как и другой.– Так же как и я.– И я так же.Теперь как мы закрыты в объятиях, я скажу тебе: часто яудивляюсь, откуда мне чувство непрерываемости, короткое,что делает меня скептической, как океан. Представь как побесконечному пляжу я шла бы и принужденно считала шаги.Думаешь, это смешно? У меня шум в ушах и пр.? Я украла быболь для сочувствия, будто края этой ракушки блеск алыйи ноги стынут от совершенства морской зыби в точке гдеглохнут моторами берега шла оттого что у меня н е тлюбовника, солнце, сухая кожа, втреск губы, позу приняв есливетер приносит фразу. Я убежала от сопряжения к сокращению,т. е. к хилым истертым двигателям сознания. А теперь грязныевелики под звуки оркестра ведут по столовой горе.Присутствуют: ракушки, пластиковые чашки, рыбьи скелеты, –иначе, разум. В этом единообразии сиживала и ревноваларазличению в предметах мужских и женских, пока те от сотво –рения не отправятся в туман длительности, чей конец определенисчерпанностью темы. Но на моем столе есть стакан воды,и есть лист бумаги, авторучка, океан и отпечатки моихдрузей. О жуткая нескончаемость начинания! Ниткойпройдя предмет моего всезнающего замешательства, раскисшаяв чувстве. Дети, я не буду беречь ваши сбитые туфельки!– Ты сознаешь, что у тебя на уме, много лучше,чем что вокруг. И ты отдаешь себе больше отчетв том, ч т о другие люди в их отношении к те –бе, чем что они на своем месте.– Да? Итак… так?– И так… в политике.– В твоем отсутствии здесь только репетиция.– Я из другого мира. Видишь, у меня обручальноекольцо?– Я пройду по-собачьи в своем мире, где всеимеет место быть. Когда Мод спросила,отчего я не на работе, я сказала: поговорим оработе. Я жаждала, даже очень, почти что втя –нулась….– Чудная жизнь. Откуда я это знаю?– Интуиция. Я смотрела за мужчиной, он глядел начужого ребенка, и я знала, что его жена на сносях.Я люблю, если мне говорят: «Ты психологична».Я люблю правду, хотя в сущности они неправы.Краба не вытянешь из скорлупы. Но я могла бытебя сымитировать. Это полезно. Ты вытянешь изменя все без того, чтобы кем-то быть самому.В конце строки лачуга: в ней скрываются родичи.– В моей книге родные берут тебя с собой напикник.– Это роман, а я не тот персонаж, что читаетроманы. Меня любила и в то же время презиралаДжейн Остин, это было на пикнике.– Хотел бы и я увлекаться историей. Я читал изнее кое-что по обязанности, но она не скажетнечто такое, что разозлило бы, а может, и уто –мило меня. Раздоры первосвященников и королей,войны и эпидемии – и так на каждой странице;мужчины все никуда не годятся, а женщин почтини одной – скучно, но все же мне странно, что всетак уныло: по большей части это должно бытьвымыслом. В речах, которые произносят герои,в их мыслях и намерениях – главным должен бытьвымысел, и вымысел, что восхищает меня в другихкнигах.– Альфонс Донасьен Франсуа, иначе, Маркизде Сад.Сцена 2ЗАВСЕГДАТЕЛЬ: Завсегдатель мажет краюшку маслом, покаКаждодневница прячется позади, прикинувшись егоголосом.КАЖДОДНЕВНИЦА: Я притворилась встать на улице регулиров –щицей, не то чтобы мне хотелось, просто так, как ябыла паяц и друзья глазели за мной. Прошел час пик,улица опустела, я стою посредине, штаны спущены.Когда я пыталась подтянуть штаны, шею сдавила петля.Я опять пыталась пригнуться до коленок за штанами,и пока я распрямилась, петля спустилась с неба, прямонад головой. Петля упала на шею, пока я успела подтя –нуть штаны до колен. Вот так, полусогнутая, я смотрювверх и вижу конец петли, обвивший ветку высоченноговяза. С петлей не схитришь. Я бы тихо подтянула штанык бедрам, пока стала задыхаться. Конечно же, этозахватывает. Мы играли, пока падучие звезды не замруту своего изголовья. Наконец я устала и выхожу изсвоих штанов. Переходя дорогу, я вхожу в жилойрайон, Беверли Хилз. Дорожка до любого дома саманескончаемость, скрытая в малое мастерство, когдаглавное правило философии есть смешать себя и другогокрушением в пути к выдающимся достижениям.Тысяча темных мыслей приходят уму, пока я перехожуодин из путей, выбранный наугад. Я скребу по заду,который остыл, что горит. Вооруженный лозунгом «Ниошибка действительна, ни доброе не постоянно», чтовторит маршем из раскрытого окна, я подхожу ковходной двери вытянувшегося жилища и стучу в дверноекольцо. После я успеваю заметить, что оно лепноев виде двуглавого зверя. И обшито бархоткой, такчто скрыто, какая выделка зверя. Я тянусь к кольцуи слышу шаги изнутри. Я не уверена, видно ли что яполуголая в глазок над кольцом. Я стою на пятках.Как и у всех, у меня были предчувствия, и былинесчастья, однако те двое избегали друг друга, иоттого за предчувствием ничего не следуетсчастье приходит незваным.Сцена 3ВОПРОС: Где я?ОТВЕТ: Сцена четвертая. В задней комнате пшеничное полеколышется в аквариуме.ВОПРОС: Как ты попала туда?ОТВЕТ: Гостиной.ВОПРОС: Ну и потом что?ОТВЕТ: Он предал самого себя: зашел и взял в долг уоперного злодея.– Мне будет не хватать его.Это ты так думаешь.Смотри на море, вон череда рассеянных гор.Нам нужен ландшафт.Сцена 5К ЛАНДШАФТУ: Я должен тебе довериться.ЛАНДШАФТ: Не доверяйся мне.К ЛАНДШАФТУ: У меня море проблем.ВОПРОС: Но почему я?ОТВЕТ: Мне не с кем говорить.ЛАНДШАФТ: Я не говорил ни с живой душой.ВОПРОС: Но за кого ты меня принимаешь?ЛАНДШАФТ: Не знаю в точности. В любую минуту могурасползтись на кусочки.– Милый пейзаж.– Да, а теперь нам нужна машина.– Я совершенно не разбираюсь в технике.– Ты всегда думаешь вслух?– Я никогда не видел кондиционера, развечто в кино.– Ты и вправду неуч в достижениях человека.‹…›Сцена 4ЕдинствоСцена 6Актер рассказывает лучше чем скажем говорит о мире или книге.Актер расскажет мируПричуднейшие из рассказов безгласны: статуи доводят сцену, ноЧто делатьтот, кто читает книгу тратит мамочкины деньги в будущее. Но иИ пробует егомир