он [Юрий Андропов] лично, скажем так, благословил мою выставку, которой грозил запрет, как и предыдущей… О том, чтобы без посторонней поддержки заполучить Манеж, нечего было даже мечтать. И снова — в который раз на моем веку! — на помощь пришел Сергей Михалков. Зная о возникших проблемах, он дал совет:

— А ты позвони хорошему человеку. Юрию Владимировичу Андропову. Встреться с ним, поговори, он все и решит.

В первую минуту я лишился дара речи:

— Шутить изволите, Сергей Владимирович! Да как я к нему попаду, кто же меня примет?

Невозмутимый Михалков продолжил:

— Не переживай, я тебе телефон правильный назову. Наберешь его…

На всякий случай я уточнил:

— А где кабинет Андропова?

— Ну как? В самом высоком здании страны, из него Колыму видно. На Лубянке Юрий Владимирович работает, в доме за памятником Дзержинскому.

У меня моментально взмокла спина: добровольно сунуть голову в пасть льва, отдать себя в лапы КГБ! Пытаясь оттянуть неизбежное, задал Михалкову еще один необязательный вопрос:

— А какое отношение к открытию выставки имеет председатель Комитета госбезопасности СССР?

Сергей Владимирович привычно усмехнулся в усы:

— Ж-жопа, не делай вид, будто не знаешь, где живешь. Ты пропагандируешь православие, по монархии тоскуешь, Достоевского любишь, в партию не вступаешь, а за такими людьми КГБ всегда приглядывал. Звони!

После первого же звонка мне была назначена аудиенция на Лубянке.

Во многих своих воспоминаниях Глазунов указывает, что на следующий день после его звонка Андропову его принял могущественный руководитель КГБ. Это значит, что в ведомстве, о чем Глазунов не стал рассказывать Михалкову, Глазунова давно и хорошо знали. При личном обращении советских граждан к конкретным руководителям различного уровня советской госбезопасности, прежде чем встретиться, готовилась подробная справка на данного человека. Лишь после этого решался вопрос о личной встрече.

В данном случае речь не шла о приеме заявителей в приемной КГБ на Кузнецком мосту. Там заявителей принимали круглосуточно, при необходимости приглашая офицеров соответствующих подразделений. Речь шла о личном приеме у руководства. Похоже, что в огромном здании на площади Дзержинского Глазунова хорошо знали еще до его первого звонка Андропову.

Близким единомышленником и сотрудником Глазунова стал еще один завербованный 5-м Управлением агент, будущий руководитель общества «Память» Дмитрий Васильев. Общество «Память» было проектом КГБ, подконтрольным госбезопасности. Патриотический клуб «Родина» тоже был подконтрольной КГБ организацией. Публицист А. Самоваров отмечал:

КГБ фактически создал «вторую реальность» в СССР: всякий, кто приходил в «подпольную политику», вливался в ряды, которые уже очень хорошо контролировались, а иногда и направлялись […] В СССР можно было быть монархистом, националистом, сторонником Запада и т. д. Но этот «черный» не фасадный мир плотно контролировался и управлялся КГБ, поэтому и обходились в огромном большинстве случаев без репрессий[294].

Валерий Ганичев, главный редактор «Комсомольской правды», писатель, затем доктор исторических наук и председатель Союза писателей России, вспоминает:

Илья Сергеевич Глазунов помогал создать тот знаменитый клуб «Родина» […] Конечно, клуб находился под пристальным вниманием КГБ. Тем не менее там многие из молодых ребят получили закалку, как многие считают, это клуб стал базой для будущей «Памяти» […] реальным идеологическим центром[295].

Из высказываний других участников клуба «Родина» становится понятно, в чем именно эта идеология заключалась. Российский писатель Олег Платонов пишет:

Для меня и моих друзей… интересы еврейских комиссаров были […] нам чужды, их кумиры скучны и фальшивы […] Мы же, русская молодежь, жаждали своих кумиров. И мы обрели их. Помню, первыми нашими кумирами стали великий русский художник Илья Сергеевич Глазунов и замечательный русский публицист Михаил Петрович Лобанов […] После Глазунова и Лобанова среди русской молодежи большой популярностью пользовался писатель Владимир Алексеевич Солоухин. Впервые я его увидел в каком-то студенческом клубе (возможно МАИ), где он выступал вместе с нашим кумиром Глазуновым в рамках клуба «Родина» […] Мы не знали, что уже тогда Солоухин собирал материал для книги «Последняя ступень», где остро поставил вопрос о еврейском засилии в России, о стремлении иудейских вождей к мировому господству над человечеством… Среди активистов клуба «Родина», наверное впервые в СССР, стала распространяться антисионистская литература. Солоухин рассказывал мне, что именно здесь он впервые познакомился с «Сионскими протоколами». Именно здесь я впервые увидел замечательных русских общественных деятелей того времени: Василия Дмитриевича Захарченко (гл. редактора журнала «Техника — молодежи»), Виктора Алексеевича Виноградова и Олега Игоревича Журина. Два последних были архитекторами, учениками [Петра] Барановского, впоследствии видными активистами общества «Память» […] Нашим последним университетом и национальным клубом стало Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК). Созданное в 1966 году в ожесточенной борьбе с либерально-еврейским подпольем (объявляющей его антисоветской организацией), ВООПИиК включило в свое руководство почти всех главных кумиров русской молодежи — Глазунова, Солоухина… Здесь можно было получить редкую национальную литературу, например, произведения славянофилов, а также антисионистские издания. Именно здесь мне впервые дали почитать книги [Андрея] Дикого «Евреи в России и СССР» и [Александра] Селянинова «Тайная сила масонства»[296].

Факт возможного сотрудничества Глазунова с КГБ, похоже, никого, кроме Солоухина и Бородина, не смущал. Важнее было сохранить незапятнанным образ великого патриота России, просветителя Глазунова. Станислав Куняев, агент 5-го Управления и главный редактор журнала «Наш современник», пишет:

Скажу то, чего до сих пор никому не говорил. Вы даже не знаете, что в начале [19]90-х, когда в редколлегию вошел Владимир Солоухин, он сразу же предложил мне опубликовать [свою] повесть «Последняя ступень», в которой главный герой — талантливый фотохудожник, «мыслитель и историк» — является в то же время человеком, тайно связанным с КГБ, чуть ли не провокатором.

Когда из разговора с Солоухиным, да и из самой повести, мне стало ясно, что прототипом этого обаятельного героя является знаменитый русский художник [Глазунов], ужас объял меня.

— Я не верю! — закричал я Солоухину. — И никогда не буду этого печатать! Возьмите рукопись назад и, умоляю, никогда не публикуйте ее!

К сожалению, Солоухин не послушал меня, и рукопись в несколько смягченном варианте все-таки стала книгой[297].

За всеми без исключения националистическими организациями, зародившимися в советские годы, будь то «Русское национальное единство» Александра Баркашова или общество «Память» Дмитрия Васильева, стоял КГБ. Ни одной случайной не контролируемой и не направляемой КГБ группировки или организации в Советском Союзе не существовало.

Александр Баркашов родился 6 октября 1953 года в селе Сенницы Озерского района Московской области. Данные о его образовании отсутствуют. С 1972 по 1974 год он проходил срочную службу в советской армии. После демобилизации с 1974 по 1985-й работал на ТЭЦ-20 электрослесарем. В то же время