Увы, однако: в великокняжеском обществе не нашлось никого, кто сообразил бы, подобно Семену Порошину, вести журнал игр и смехов, творившихся в Павловском и Гатчине, и живые впечатления их участников так и растаяли в том времени, когда эти игры и смехи животворились. Все заслонилось страшным, грозным образом Павлова царствования. – Это очень натурально: мы умеем хорошо рассказывать только о плохом, а о хорошем рассказываем обычно плохо. Видимо, радость жизни не поддается словесному воспроизведению, и не выработан еще слог, чтобы передать эту праздничность, это смутное, волнующее порхание быстропролетающих минут, эту естественность собственных движений, этот пьянящий воздух молодости, в котором оживаешь, забывая о тревогах грядущего дня. – Нет такого слога, да и не нужен он, ибо невыразимо ощущение праздника, и если бы Павел был частным лицом, не было бы счастливей его человека, ибо жил он, утопая в обворожениях молодости.

Но он не был частным лицом, и счастье его жизни осталось за пределами его истории.

Караульная команда год от года преувеличивалась. В 1787-м году в ней стало 360 человек, и они составили три баталиона. В Павловском была учреждена артиллерия – 20 пушек – они действовали дважды в сутки: первым выстрелом подавался знак к обеду, вторым – означалась минута, когда надлежало садиться за стол. На гатчинских Белом и Черном озерах оборудован причал для судов, и началось строительство флотилии. – Недоставало только Балтийского озера.

На гатчинское воинство из Петербурга и Царского Села смотрели с сатирической иронией – так, бывало, смотрели из Кремля на потешные полки Петра Великого.

Но от исторических аналогий не всегда производится результат. Блиц-поход трех баталионов на Царское Село или на Зимний дворец исключался даже теоретически: Павел никогда бы не посягнул на переворот. Поход гвардии на Павловское и Гатчину тоже был невозможен: Екатерина оставалась умной женщиной и вполне осязала законопослушность сына. Значит, результат от гатчинской команды мог ожидаться только когда Екатерина умрет, а ее близстоящие начнут гвардейский переворот. Но в 1787-м году Екатерине исполнилось только пятьдесят восемь – она была крепка, бодра, колики еще не мучили, и 20-летние фавориты переменялись каждые два-три года. Неизвестно еще было, кто скорее умрет. Посему Павлу необходимо нужен был хоть какой-то результат сейчас: пусть его век будет короток, да хоть чем-то славен.

И лишь только началась новая турецкая война, он сказал матери, что хочет отправиться на театр действий волонтером. Это была вторая попытка – первую он предпринял весной 1783-го, после того, как Потемкин ввел наши войска в Крым. – Тогда все кончилось слишком быстро. Теперь, в 1787-м, война ожидалась не менее победоносная, но затяжная, и Павел непременно хотел там быть. Мария Федоровна сказала, что поедет с ним. Решили, что она остановится в крепости св. Елисаветы, а он отправится в действующую армию и временами будет отлучаться от боевых предприятий на свидания с женой.

Очевидно, что Екатерину этот их вояж должен был раздражать: сын, едва лишь попадет на волю, начнет вмешиваться в дела Потемкина – главнокомандующего нашими армиями, станет учить генералов, как воевать, и в конце концов будет чувствовать себя оскорбленным оттого, что его не слушают; а путешествие невестки, в ее очередном беременном положении – и вовсе блажь: что она там станет делать, при ее привычках к роскошам и уютам? Или она думает, что ей там аллеи приготовлены для гуляний?

Словом, ничего, помимо дурости безрассудительной, не могла видеть императрица Екатерина в намерениях сына и невестки – тяжелый багаж. И, разумеется, во-первых, сказала, что беременным женщинам на войну ездить не следует, а, во-вторых, посоветовала сыну отложить волонтерство до разрешения жены. – Ждать надо было до мая следующего года, и это, при быстром нраве Павла, было бы пыткой хуже дыбы. Он стал настаивать, и к новому году Екатерина сказала, что пусть делает, как хочет. Экипажи и квартирмейстеры были посланы, и Павел стал готовиться к отъезду.

Он написал семь памятных документов – три на тот случай, если он погибнет, четыре – на тот случай, если во время его отсутствия умрет Екатерина.

Со стороны это все походит на игру: наследник престола едет добровольцем на войну, со всей очевидностью понимая, что дальше штабной палатки, установленной в глубоком тылу, он не проедет – первый же генерал сделает все возможное, чтоб избежать наказания за его допущение на поле боя, ибо жизнь наследника есть драгоценное достояние государства. Конечно, можно предполагать, что он этого не понимал и думал биться в передовых рядах. Только, кажется, такое предположение еще более дико, чем само желание ехать в действующую армию, ибо тогда действительно нам придется признать его невменяемым. Нет! Мы продолжаем считать его вполне разумным существом. Ниточка не оборвется – ее перережут 12-го марта насильственно. Он понимал, что делал – ему надо было напомнить о своем существовании Европе, и вояж на войну есть акт такого напоминания.

Но при всем этом он сохраняет детски-трогательное чувство неизбывной значительности совершаемого акта. Ему, наверное, на самом деле мерещится смерть от шального ядра или случайной пули. – И вот он в здравом уме и полной памяти оставляет семь завещаний, дает их прочитать, усвоить и спрятать своей верной, плачущей в ожидании разлуки жене.

4 января

. НА СЛУЧАЙ ТОТ, ЕСЛИ БОГУ УГОДНО БУДЕТ ВЕК МОЙ ПРЕКРАТИТЬ: «Любезная жена моя! – Богу угодно было на свет меня произвесть для того состояния, которого хотя и не достиг, но не менее во всю жизнь свою тщился сделаться достойным . О, великие обязательства возложены на нас! Тебе самой известно, сколь я тебя любил . Ты мне была первою отрадою и подавала лутчие советы . – Старайся о благе всех и каждого. Детей воспитай в страхе Божии . Старайся о учении их наукам, потребным к их званию . – Прости, мой друг, помни меня, но не плачь обо мне . – Твой всегда верный муж и друг ПАВЕЛ. – Санкт-Петербург. Генваря 4 дня, 1788».

: «Любезные дети мои! – Достиг я того часа, в который угодно Всевышнему положить предел моей жизни. Иду отдать отчет всех дел своих строгому судии, но праведному и милосердному . Вы теперь обязаны пред Престолом Всевышнего посвящением жизни вашей Отечеству заслуживать и за меня и за себя . Помните оба, что вы посланы от Всевышнего к народу и для его блага . – Вы получите сию мою волю, когда вы возмужаете. Когда Бог окончит жизнь Бабки вашей, тогда тебе, старшему, вступить по ней . – Будьте счастливы счастием земли вашей и спокойствием души вашей . Ваш навсегда благосклонный ПАВЕЛ. – Санкт-Петербург. Генваря 4 дня 1788 года».

: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! – Отъезжая в армию на случай тот, что там Всемогущему Богу угодно будет век мой прекратить, почитаю долгом моим о распоряжении движимого и недвижимого имения : Гатчину отдаю я жене моей. Каменной Остров старшему моему сыну . Протчие волости Гатчинского ведомства отдаю сыну моему Константину . Каменной дом мой, что в Луговой Миллионной . Библиотеку мою . Кабинет моих эстампов . Гардероб мой – ПАВЕЛ. – Санкт-Петербург».