Затем шли фотографии, сделанные в Атлантик-Сити, в сентябре, во время конкурса на звание «Мисс Америка», фотографии, запечатлевшие ее и в купальнике, и в вечернем туалете, снова и снова вызывающие вопрос, как можно было выбрать не ее, а кого-то другого. «Нет, тебе даже и не представить себе, — говорила она, — как идиотски чувствуешь себя на подиуме в купальнике и на высоких каблуках. Ко всему прочему где-то на середине дорожки у тебя появляется желание завести руку за спину и поправить купальник, а ведь сделать это нельзя…» Но она вовсе не выглядела по-идиотски. И сколько бы раз его взгляд ни падал на фото в купальнике, он восхищенно восклицал: «Как же она была прекрасна!» Публика тоже восхищалась ею. Не удивительно, что в Атлантик-Сити все в основном болели за «Мисс Нью-Джерси», но бурная овация во время Парада штатов показала, что дело не только в местном патриотизме. В те времена конкурс еще не транслировали по ТВ, видеть его могла только публика, до отказа забившая помещение Дворца конгрессов; Швед, сидевший рядом с братом Доун, позвонил после конца церемонии ее родителям и, сообщив, что она не выиграла, имел все основания добавить: «Но она покорила весь зал».

Пять «Мисс Нью-Джерси» предыдущих годов, присутствовавшие на их свадьбе, безусловно, не шли ни в какое сравнение с Доун. Девушки-конкурсантки образовали своего рода сообщество и в начале пятидесятых непременно присутствовали среди гостей на всех свадьбах, так что он познакомился по крайней мере с десятком королев, увенчанных короной штата, и еще примерно с двадцатью претендентками на нее, имевшими титулы «Мисс Приморский курорт», «Мисс Центральное побережье», «Мисс День Колумба», «Мисс Северные огни», и все они проигрывали его жене по любым показателям — и по таланту, и по уму, и по яркости личности, и по выдержке. Если в какой-то ситуации была необходимость объяснять, почему Доун не выбрали «Мисс Америка», он прямо признавался, что не понимает этого. Доун очень просила его не повторять это на каждом углу, потому что такая формулировка наводила на мысль, что она сожалеет о своем провале, хотя на самом деле главное, что он принес, — облегчение. Благополучно справиться со всем без урона для чувства собственного достоинства и репутации семьи уже было своего рода удачей. Конечно, после всех проявлений горячей поддержки жителей Нью-Джерси удивляло и несколько задевало, что она не попала в тройку лучших и даже не вошла в десятку, но, как ни странно, и это в конечном итоге тоже было во благо. И хотя такому борцу, как он, проигрыш, безусловно, не показался бы ни облегчением, ни удачей, выдержка Доун — а о выдержке проигравших без умолку твердили все — приводила его, хоть сам он не мог понять этих чувств, в восхищение.

Провал на конкурсе, прежде всего, позволил ей восстановить отношения с отцом, почти порванные из-за ее упрямого желания участвовать в том, что он категорически не одобрял. «Плевать мне, что ты там заработаешь, — заявил мистер Дуайр, когда Доун принялась толковать о премии. — Вся эта чертова штука задумана, чтобы иметь возможность пускать слюни, пялясь на девиц. И чем больше за это платят, тем гаже. Так что мой ответ: нет и нет!»

В конце концов мистер Дуайр согласился приехать в Атлантик-Сити, и это было результатом тонкой дипломатии любимой тетки Доун по матери Пег, учительницы, которая вышла замуж за богатого дядю Неда и брала с собой маленькую Доун в отель на курорте Спрингс-Лейк. «Конечно, любому отцу нелегко при мысли увидеть дочурку выставленной на подиум, — говорила она зятю мягким спокойным голосом, всегда так нравившимся Доун. — Все это вызывает в воображении некоторые картинки, которые отцу не хотелось бы видеть как-то привязанными к его дочери. Если бы речь шла о моей дочке, я чувствовала бы так же. А у меня ведь отсутствует комплекс чувств, которые есть у отцов в отношении дочек. Все это беспокоило бы меня, несомненно. Думаю, большинство отцов разделило бы твои чувства. С одной стороны, гордость, от которой сияешь как медная бляха, но тут же иное: „Господи, моя девочка выставлена всем на показ!“ Но, Джим, все это так безобидно и безупречно с нравственной точки зрения, что беспокоиться-то и не о чем. Простушек отсеивают очень быстро — и они возвращаются к своим немудреным обязанностям. Все это обыкновенные провинциальные девочки, хорошенькие послушные дочки семейств, владеющих бакалейными лавочками, но не состоящих членами загородных клубов. Их одевают и причесывают, как дебютанток, которым предстоит выехать в свет, но хорошего воспитания, солидной подготовки у них нет. Эти милые девочки чаще всего возвращаются домой, ничего больше не пробуют и выходят замуж за соседа. А судьи на конкурсе — люди серьезные. Джим, это ведь конкурс на звание „Мисс Америка“. Будь в нем хоть что-то, компрометирующее девушек, его бы запретили. Но все наоборот, участие в нем — это честь. И Доун хочет, чтобы ты разделил с ней эту честь. Если тебя там не будет, она глубоко огорчится, Джимми. Это будет удар, в особенности если все остальные отцы приедут». — «Пегги, это мероприятие недостойно ее. Недостойно всех нас. Я никуда не поеду». После этого она начала говорить о его обязательствах не только в отношении Доун, но и в отношении всей страны: «Ты уклонился от участия, когда она победила на местном конкурсе. Уклонился от участия в ее победе на конкурсе штата. Неужели ты хочешь сказать, что не примешь участия, даже если она победит в национальном конкурсе? Если ее объявят „Мисс Америка“, а ты будешь отсутствовать, не сможешь подняться на сцену и с гордостью обнять дочь, что все подумают? А подумают они вот что: „Замечательная традиция. Одна из церемоний, перенятых нами у наших родителей, а ее отец — отсутствует. Масса фотографий „Мисс Америка“ в кругу семьи, и ни на одной из них нет отца“. Скажи, пожалуйста, как это будет выглядеть на следующий день?»

Смирившись, он поддался на уговоры, превозмогая себя, согласился поехать вместе со всеми прочими родственниками в Атлантик-Сити на заключительный вечер конкурса — и результат был ужасающим. Увидев его в вестибюле, когда он, облаченный в парадный костюм, стоял вместе с матерью в группе дядюшек, теток, кузенов — всех без исключения Дуайров, проживающих в округах Юнион, Эссекс и Хадсон, она, получив разрешение наставницы, смогла всего лишь пожать ему руку, и он просто похолодел. Ее поведение было продиктовано конкурсными правилами, воспрещавшими любые объятия, чтобы случайный свидетель, не знающий, что этот мужчина — отец девушки, не заподозрил чего-либо неподобающего. Все было сделано ради исключения даже намека на непристойность, но Джим Дуайр, едва оправившийся от первого инфаркта, с нервами, натянутыми как струна, истолковал все неправильно и решил, что теперь она возомнила себя такой шишкой, что посмела унизить отца и буквально повернуться к нему спиной, да еще и на глазах у всей публики.

Разумеется, что в течение всей недели в Атлантик-Сити ей вовсе не разрешалось видеться со Шведом — ни в присутствии наставницы, ни на публике, — так что вплоть до последнего вечера он оставался в Ньюарке и так же, как ее семья, довольствовался только телефоном. Вернувшись в Элизабет, Доун подробно рассказывала отцу, каким тяжелым испытанием оказалась для нее недельная разлука с этим еврейским парнем, но это не произвело на него впечатления и не остановило ворчание по поводу того, что он еще долгие годы вспоминал как «ее высокомерие».