вызвал оживленные споры своим учением, что первородный грех не был простой случайностью, а вытекал из сущности человеческой природы. Он утверждал, что в момент грехопадения человек совершенно и бесповоротно потерял образ и подобие Божие, что он стал подобием Сатаны, так как абсолютное добро изменилось в нем в абсолютное зло. Его друзья Musaeus и Judex вполне основательно доказывали ему, что это учение прямо вело к манихейству.

Очень близко подходит также к манихейству христианский аскетизм по своему отрицательному взгляду на плоть, которую он считает врагом души. «Многие, — пишет св. Франциск Ассизский, — согрешая или получая ущерб, обвиняют своего врага или своего соседа. Но это несправедливо, ибо всякий из нас имеет власть над своим врагом: единственный источник всякого греха — это наше собственное тело. Благословен раб, держащий в плену этого врага своего и стоящий на страже против его нападений; когда он ведет себя таким образом, ему не страшен никакой видимый враг». В другом месте св. Франциск заявляет, что тело его — самый страшный враг его и что он охотно отдал бы его демону.

По учению доминиканца Таулера, главы германских мистиков XIV века, человек, сам по себе, не что иное, как сосуд всякой скверны, существо, зачатое во зле и рожденное в грехе, могущее только внушать к себе отвращение; и этот взгляд разделяли даже те ученики Tаулepa, которые отличались редкой любовью и снисхождением к ближнему.

Ткк же далеко, как Мани или Будда, в своей ненависти к телу, этому источнику греха, идет Жан-Жак Олье, основатель большой богословской школы в Сен-Сюльписе. В своем «Cathеchisme du Chrethien pour la vie Interieure», который, насколько я знаю, и до сих пор еще употребляется в Сен-Сюльписской школе, он, между прочим, пишет следующее: «Я не удивляюсь, что вы говорите, что нужно ненавидеть свою плоть, что нужно питать отвращение к самому себе и что человек в своем настоящем виде должен быть презираем… Поистине, нет зла, нет такого бедствия, которые не должны бы упасть на него за его грешную плоть». Спорить при подобных учениях о том, Бога или Сатану следует считать творцом такого отвратительного существа, как человек, значило бы спорить о словах. Заранее можно сказать, что творцом человека не мог быть всеблагой Бог, начало абсолютного добра.

Не было ничего привлекательного в учении катаров для людей чувственных, скорее, оно должно было отталкивать их, и если катаризм мог распространиться с поразительной быстротой, то объяснение этому факту нужно искать в недовольстве массы церковью за ее нравственное ничтожество и за ее тиранию. Хотя аскетизм, возводимый катарами в закон, и был совершенно неприменим в действительной жизни огромной массы людей, но нравственная сторона этого учения была поистине удивительна; и в общем основные его положения соблюдались в жизни строго, и остававшиеся верными церкви с чувством стыда и сожаления сознавались, что в этом отношении еретики стояли много выше их. Но, с другой стороны, осуждение брака, учение, что сношение между мужчиной и женщиной равносильно кровосмешению, и другие подобные преувеличения вызывали толки, что кровосмешение среди еретиков было обычным явлением; рассказывались небывалые истории о ночных оргиях, на которых сразу гасились все огни, а люди предавались свальному греху; а если после этого рождался ребенок, то его держали над огнем, пока он не испускал дух, а потом из тела этого ребенка делали адские дары, обладавшие такой силой, что всякий, вкусивший их, не мог более выйти из секты.

До нас дошло много подобных россказней, которые пускались в обращение с очевидной целью возбудить против еретиков народную ненависть; но не надо забывать, что инквизиторы, т. е. люди, знавшие лучше всех правду об еретиках, всегда утверждали, что все рассказы о тайном разврате катаров — пустая выдумка. Я перечитал много сотен судебных отчетов и приговоров и нигде не нашел даже намека на это, кроме нескольких следственных дел, веденных в 1387 году Фра Антонио Секко в альпийских долинах. Вообще же инквизиторы не тратили времени на розыски свидетельств в подтверждение заведомо ложных преступлений. «Если вы спросите еретиков, — пишет св. Бернар, — то окажется, что они самые лучшие христиане; в речах их вы не найдете ничего предосудительного, а дела их не расходятся со словами. Согласно своему нравственному учению, они никого не обманывают, никого не притесняют, никого не ударяют; щеки их бледны от постоянных постов, они не сидят сложа руки и трудами снискивают себе хлеб». Последнее заявление совершенно верно, так как катары в большинстве случаев были хорошие крестьяне и трудолюбивые работники, которые видели господствующее вокруг них зло и работали с надеждой на лучшее будущее. Богословы, состязавшиеся с ними, считали их невеждами и мужиками; во Франции они были известны под именем Texerant (ткачей), так как ересь особенно сильно распространялась среди этих скромных работников, монотонное занятие которых давало много свободного времени для размышлений. Но хотя масса катаров и была необразованна, их наставники были сведущими богословами, и у них была богатая народная литература, всюду, к сожалению, бесследно погибшая, за исключением перевода Нового Завета и краткого служебника. Их глубокое знание Священного Писания засвидетельствовано Лукой, епископом Тройским, который предупреждает христиан не вступать в богословские споры с катарами, если они не знают основательно Закона Божьего и не могут опровергнуть положений противника. Строгая нравственность катаров, насколько мы знаем, никогда не ослабевала; сто лет спустя после св. Бернара мы встречаем те же самые отзывы о нравственных достоинствах катаров, которые были высказаны в середине XIII века во Франции. Формула исповеди, которую они приносили в своих собраниях, показывает, насколько строго умели они предупреждать и подавлять суетность мысли и слова.

Но особенно страшна была для церкви способность катаров к совращению других в свою ересь; ни усталость, ни опасность не останавливали их. Их миссионеры ходили по всей Европе и всюду призывали к покаянию и обращению; их можно было встретить даже у подножий костров, на которых сжигались их братья. Наружно они выдавали себя за католиков и образцово соблюдали все церковные обряды, пока, заручившись доверием соседей, не начинали тайно трудиться над их обращением. Путешествуя, они раздавали свои листки, в которых не стеснялись извлекать выгоду даже из суеверий католичества; так, например, они сулили прощение грехов тем, кто будет читать листки и распространять их; или, например, выдавали себя за посланных от самого Иисуса Христа и говорили, что их носят ангелы на крыльях своих. Рассказывают, что много католических священников перешли в ересь благодаря чтению этих листков, которые приносили им для прочтения их неграмотные прихожане; отсюда можно сделать