И раздался звонок. Почти со всех парт пошло: «У-у, мы не успели!»

— Кто не успел, допишет дома и принесет в понедельник.

Это мне понравилось. В гимназии наша Лизавета Марковна шиш бы пошла на уступки: «Ничем не могу помочь, вам следовало уложиться в урочное время…»

В коридоре я сказал Насте:

— Все же следует обозвать тебя Наськой.

— Это почему?

— За ротозейство. Не могла списать без ошибки!

— У тебя так и было написано: с одним эн!

— Не сочиняй. Тогда бы не было пятерки. Я всегда пишу без ошибок.

— Ой-ой-ой! Хвалиться — не молиться…

— Я не хвалюсь. Это у меня от природы. Зато по математике — полные тормоза…

— А для меня четверка по русскому — это счастье, — выдохнула Пшеницына. — Пошли во двор, а? -

На дворе опять стоял веселый гвалт и мелькали в воздухе шишки-снаряды. Слышались крики:

— Эй, камрады, не отступать! Обходи их с тыла!

Не двор, а «горящая точка».

Разглядел я и старого знакомого — с Денди на майке. Майка выбилась из шортиков и моталась, как боевое знамя.

Сквозь эту свистопляску шагал коренастый дядька в синем спортивном костюме. Видимо, учитель физкультуры. За ним укрывались несколько хитрецов с шишками в руках. Мой «камрад», изогнувшись, пустил свою шишку в одного из них. Ой!.. Легкая шишка взлетела в потоке воздуха и угодила физкультурнику точно в лоб.

Мальчишка обомлел. Потом качнулся, чтобы удрать.

— Стоять! — басом приказал учитель.

Он держался за лоб. Потом подошел к виноватому. У того голова ниже плеч. Сдвинул коленки и мотал на кулак оранжевый трикотажный подол.

— Ну, что теперь с тобой делать?

Тот глянул снизу вверх одним глазом. Шепотом угадал:

— Привести родителей, да?

— Гм…

Учитель показался мне похожим на врача Игоря Васильевича. Я взял Настю за руку, раздвинул зрителей, и мы встали за спиной несчастного «камрада».

— Простите его, пожалуйста, — сказал я. — Здесь виновата неоднородная плотность атмосферы. Он не хотел.

— Да. Я не хотел, — с сокрушенным вздохом подтвердил бедняга.

— Он больше не будет, — в тон мне пообещала Настя.

— Да. Я больше не буду, — мальчишка глянул уже двумя глазами.

— Ничего себе! Вкатить человеку в лоб такую дулю, а потом «не буду».

Продолжая мотать майку, «камрад» насупленно сообщил:

— Это вовсе не тяжелая дуля. Мне два раза в лоб попало, и ничего…

— Милый мой! Не сравнивай высокоученый лоб педагога со лбом необразованного второклассника.

— Нет. Я образованный, — тихо, но решительно заявил наш подзащитный.

— Андрей Андреевич, он образованный, — на полном се-рьезе подтвердила Настя.

— Да? Ну, тогда ступай. Но смотри…

«Камрад» облегченно ускакал. Физкультурник подмигнул нам.

Неподалеку перекидывались мячиком мальчишки из нашего класса.

— Иди к ним, — понимающе сказала Настя.

И я пошел. И меня приняли в круг как своего.

По причине субботы расписание было облегченное. После русского — история, а потом два урока физкультуры.

Я угадал — учителем был Андрей Андреевич, перед которым мы с Настей заступились за второклассника. Он сказал, что заниматься будем на спортплощадке.

Площадка оказалась позади школьного двора, за забором, там, где сосны. За ней зеленел сквер — березы и клены. Хотя не только зеленел: в кленах было много желтизны. Но погода стояла — как в июле.

К забору были привинчены крючки-вешалки, словно в гардеробе. Удобно. Почти все мальчишки прихватили с собою сумки и рюкзаки, чтобы не возвращаться потом в школу. Переодеться можно было и здесь. А кто одет был полегче, вообще не стал переодеваться. Но мне, конечно, пришлось вылезти из своей тесной отглаженной формы.

А девчонки застряли в школьной раздевалке — у них с переодеванием всегда много возни. Пока девчонок не было, мы играли волейбольным мячом в «вышибалу». Вальдштейн почему-то все время метил в меня, хотя в глаза при этом не смотрел. Ну, черт с ним.

Наконец пришли девочки. Настя была в белых шортах и белой майке, и я подумал, что теперь она похожа на мальчишку (если бы не золоченые колечки в ушах). И еще подумал, что в девчоночьем наряде она все-таки симпатичнее. Потом я испугался, что она заметит мое разглядывание и мои мысли. Упал в траву и стал отжиматься для разминки.

Андрей Андреевич объявил: сейчас будет кросс. На километр. Два круга по аллее, которая опоясывала площадку и сквер.

Сперва я старался бежать недалеко от Насти, но потом испугался: решат еще, что я все время льну к ней. Начал набирать скорость. В лагерной спартакиаде у меня было четвертое место по бегу, и тут я скоро оказался среди тех, кто впереди.

Первым бежал Игорь Тулеев в своих широких бермудах с бахромой у колен. С виду неуклюжий, полноватый, а вон как припустил! Следом за ним — его дружок, маленький Ренат Латыпов. Они так старались, что на бегу бросили в траву свои безрукавки, сделанные из школьных курточек.

Я, наверное, мог бы их обойти, но высовываться не стал, прибежал третьим.

После этого Андрей Андреевич сказал, что в награду за блестящие спортивные результаты отпускает всех нас домой раньше срока. Девчонки, радостно визжа, кинулись в школу, в раздевалку. Мальчишки тоже разбежались в одну минуту. На крючках не осталось никакого имущества. Даже моего!

Я обалдело стоял перед пустым забором. Потом заогляды-вался. Ну, слава богу! Мой костюм и пакет с книгами висели на сосне. Метрах в трех от земли, на сухом сучке прямого ствола.

Шуточка! Ну да ладно, может, и не злая. Просто слегка подзаводят новичка.

Я небрежно плюнул через плечо, обхватил ствол руками-ногами, забрался по нему немного вверх и дернул повисшие штанины. Сучок обломился, имущество свалилось мне на голову. А я — на колючие шишки. Ой…

Покряхтев, я поднялся. Влезать снова в тесный жаркий костюм не хотелось страшно. На мне были баскетбольные трусы с лампасами и майка с надписью «Lada». Сойдет для прогулки до дома. Я аккуратно уложил в пакет белую рубашку и галстук, свернул в муфту брюки и пиджак, затолкал туда же. Пакет раздулся и заскрипел, я шепотом обругал его (пострадавшие от шишек места болели). Разогнулся и увидел Вальдштейна.

Тот стоял в двух шагах.

По виду никак не скажешь, что пацан из шестого. Скорее, очень длинный третьеклассник. Был он тощий и суставчатый, с тонкой шеей. Просторные короткие штаны из камуфляжной ткани свалились бы с него, если бы не тугой ремешок. И клетчатая рубашка обвисла, как на палке. Но смотрел он своими рыжими глазами не как младший, а прицельно и дерзко.