О госте знали почти все в стае, о том, что Тополь уезжал, — только Медведь, но уже выводя оседланного и навьюченного припасами коня за ворота, Тополь неожиданно столкнулся с Волчонком. Он еще успел удивиться, почему у ворот нет сторожей, когда ответ сам шагнул ему навстречу.

По всему было видно, что Недоносок следил за Тополем с вечера. Наспех одетый, он тискал ладонью рукоять Друга, и глаза его двумя свечками горели в предрассветных сумерках. Увидев навьюченных коней, он всплеснул руками и бросился к Тополю.

— Так я и думал! — воскликнул он. — Почто, вожак? Почто бросаешь? Что я тебе сделал?

— Не твое дело, — решительно заступил ему было дорогу Пепел, но Тополь отодвинул вестника в сторону.

— Не спрашивай меня, Волчонок, — ответил он. — Я по своим делам еду.

— А я? Мне с тобой можно?

— Нет.

— Не оставляй меня, вожак! Возьми с собой! — отчаянно взмолился Волчонок, кидаясь к нему, и обнял, словно стараясь защитить от неведомой опасности. Тополь про себя поразился порыву Волчонка, но тут Пепел досадливо поморщился, и вожак, к удивлению и возмущению Недоноска, оглянувшись на проводника, отодвинул его в сторону.

— Тебе нельзя, — оборвал он. — Оставайся здесь… Здесь твой дом, твоя стая. И жди меня… я скоро.

Более даже не покосившись на Волчонка, он вскочил в седло и вслед за Пеплом поехал к берегу Невы в сторону от поселка.

Пепел знал дорогу назубок. Первые дня два они загоняли лошадей, словно опасались погони, и лишь на третье утро, когда вокруг раскинулись глухие малохожие леса, сдержали коней.

Двигаться приходилось осторожно — Пепел, словно нарочно, выбирал места, заваленные буреломом. Полуповаленные стволы вековых дубов и яворов, закрывая путь, переплетались ветвями; огромные выворотни корячили пласты земли с дерном, наполовину скрывая ямы; копыта коней тонули в опасно хрустящем валежнике, в котором порой прятались валуны. Спешившись, они вели лошадей в поводу.

Доверяясь проводнику, Тополь помалкивал, но когда ближе к вечеру на пути неожиданно попался глубокий овраг с крутыми склонами, густо поросшими ежевикой, и Пепел немало не колеблясь повел коня через овраг, он остановился.

— Мы что — хотим переломать лошадям ноги? — спросил он.

Мальчишка оглянулся через плечо, весело фыркнул.

— Мы хотим всего лишь сократить путь, — беспечно объяснил он. — Там за березой начинается нужная нам тропа.

Он указал на дальний склон, но, сколько ни вглядывался, Тополь не смог отыскать среди деревьев ни одного белого ствола.

Не дожидаясь, пока он наглядится по сторонам, Пепел бестрепетно повел своего коня вниз. Приземистый костистый жеребец лесной породы, задирая морду, последовал за хозяином. Тополь про себя помянул недобрым словом неопытного мальчишку, который собрался ломать ноги коням, но последовал за ним, задержавшись только для того, чтобы сорвать с себя плащ и обмотать коню морду, — жеребец пятился от темного провала оврага и храпел. Оказавшись в темноте, он сразу притих и, как пришибленный, двинулся за человеком.

Спускаться оказалось проще, чем можно было подумать. Склоны, густо поросшие ежевикой, оказались каменистыми, и камни торчали из земли, как ступени влазня в землянку. Подъем Тополь одолел уже вовсе без труда и наверху столкнулся с Пеплом, который ждал его, сидя в седле.

— Вот береза, про которую я говорил, — объявил он, похлопав рукой по толстому, искривленному давней болезнью стволу, стоящему подле.

Разматывая плащ с головы коня, Тополь оглянулся — приметное дерево росло над самым краем оврага, не заметить его с той стороны было невозможно. Он даже бросил взгляд на ту сторону — на противоположном склоне гордо показывал из кустов бока обточенный человечьими руками валун. Раньше его там не было.

Ухмыляясь во весь рот, Пепел пережидал удивление своего спутника.

— Это что же — Врата? Мы прошли через Врата? — догадался Тополь.

— Конечно, — кивнул мальчишка. — А теперь едем! Нас и так заждались.

За стволом березы и правда обнаружилась приличная тропа, по которой они и продолжили путь.

На другой день леса кончились, и они вступили в горы.

Мир неуловимо быстро изменился. Тополь покинул крепость над устьем Невы в самом начале осени, когда в косах берез только появляется первая седина, а здесь уже завершался месяц листвень — листва на деревьях полыхала осенним пожаром и мерно сыпалась с ветвей. Стоило тронуть березу, явор, ольху или рябину, как с них дождем обрушивалось на землю облако листвы. Порывы ветра оголяли заросли на глазах.

Склоны становились все круче, а тропа все уже, и скоро опять пришлось большею частью идти пешком, ведя коней в поводу. На пути не попадалось ни приметных деревьев, ни камней с высеченными на них знаками, но Пепел пробирался вперед так уверенно, словно его тянули на веревке.

Потом зарядили дожди. Ветер словно загодя готовился к приходу осени. Он пригнал откуда-то тучи и настелил их в небе в несколько слоев. Стиснутые со всех сторон тучи не выдержали — и разразились потоками ливней. Дожди в один день смыли с лесов остатки ярких красок осени, превратили толстый шуршащий под копытами коней ковер листвы в мокрую подушку. Огорченный провалом своей затеи с тучами, ветер носился под дождем, мокрый, холодный, злой, и, как голодный пес, трепал ветки, срывая последние листья.

Дорога стала вовсе плохой. Тропа размокла от дождей, вечером нельзя было отыскать ни единого сухого прута для костра, так что приходилось обходиться давними припасами и сушить одежду на себе. Лошади, перебивавшиеся отавой и желудями, спали с тела.

Пепел не обращал внимания на непогоду. Дождь, ветер, холод, сырость — ему все было едино. Он засыпал на подушке из мокрой холодной листвы, завернувшись в плащ, а утром вскакивал как ни в чем не бывало и тормошил Тополя, торопя пуститься в путь. Он стал малоразговорчив, и от него нельзя было добиться ни одного сколько-нибудь вразумительного ответа ни на один вопрос. Тополь даже начал потихоньку проникаться уверенностью, что его проводник заблудился.

Тем временем последние долины остались позади, а с ними и леса. Путники пробирались высокогорными лугами, где среди полегшей и вымокшей отавы кое-где попадались корявые деревца или заросли стланика. Здесь вовсю гуляли северные ураганные ветры, и именно они принесли весть о том, что приближается море.

Его тихий басовитый гул они услышали как-то под вечер на третий или четвертый день пути, когда ненадолго прекратился вой ветра в камнях. Северное море рокотало где-то далеко впереди, неимоверно далеко — и в то же время удивительно близко.

— Скоро, — прошептал Пепел, по-собачьи нюхая воздух.

В ту ночь выпал первый снег.

Он все еще шел, мелькая в сереющем вечернем воздухе бесформенными ошметками, когда за его плотной завесой вдруг неожиданно возник крутой обрыв. Рокот моря, упрямо и остервенело бьющегося лбом в скалы, гас, увязая в баюкающем колдовском шепоте падающего снега, и угольно-черная каменная громада вставала из волн, как призрак.