Возможно, если бы она объяснила все это Нанду, он проникся бы к ней сочувствием, хотя, безусловно, не изменил бы своих планов. Но Шушила не находила в себе сил признаться кому-либо, что боится не самого замужества, а вдовства, ведь это означало бы, что она, раджкумари и представительница славного княжеского рода, страшится участи, какую до нее без колебаний приняли миллионы женщин более низкого происхождения, а она никогда не опозорила бы себя подобным признанием в трусости. Если Анджали и знала это, то не потому, что девочка поделилась с ней своими страхами: просто она любила младшую сестру и без всяких слов понимала причину упрямого отказа выходить замуж за жениха, выбранного для нее Нанду.

То было трудное время для всех обитателей дворца, и не в последнюю очередь для Анджали. Терпение и сочувствие к страдалице вскоре иссякли, а поскольку истерические припадки продолжались, все начали терять самообладание. Девочку пытались запугивать, задабривать и умолять поочередно, но все без толку, и в конце концов Нанду выполнил свою угрозу и крепко избил сестру. Физическое насилие подействовало, ибо Шушила не выносила боли, и хотя битье не шло ни в какое сравнение с горением заживо, последнее бедствие все же оставалось делом будущего и существовала надежда, что такой участи удастся избежать, тогда как жестокие хлесткие удары бамбуковой тростью, оставлявшие багровые рубцы на нежном теле, происходили в настоящем и причиняли нестерпимые муки. Шушила сдалась почти сразу, однако поставила свои условия. Она подчинится дорогому брату и выйдет замуж за правителя Бхитхора, но только если Каири поедет с ней и останется при ней. Коли это требование будет выполнено, она обещает больше не доставлять неприятностей, стать хорошей женой и всячески угождать своему супругу и своему брату. Но коли нет…

Перспектива терпеть новые истерические припадки казалась невыносимой, и у Нанду хватило ума понять, что, несмотря на свой хрупкий вид, Шушила унаследовала от матери не только красоту: глубоко в природе избалованной, нервной и болезненно впечатлительной девочки таилось ядро железной воли самой Джану. Если на нее давить слишком сильно, она вполне может убить себя – не с помощью ножа, яда или любого другого средства, причиняющего боль, но выпрыгнув из окна, или бросившись в колодец (такую смерть она считала быстрой и легкой), или даже заморив себя голодом. При желании Шушила умела быть на удивление упрямой, а как только она покинет Каридкот и останется без надзора старшего брата, кто знает, какой номер она может отколоть, коли поедет против своей воли? Значит, нужно сделать так, чтобы она поехала добровольно, а если Нанду сумеет уговорить правителя взять двух жен вместо одной, тогда благополучно решится еще одна проблема – вопрос о муже для Каири-Баи.

Эмиссары раджи Бхитхора дали добро, и Нанду испытал удовлетворение, какое чувствует человек, одним выстрелом убивший двух зайцев, хотя, надо признать, приданое, истребованное за Каири-Баи, значительно превосходило сумму, которую он мысленно определил для нее, и из-за этого произошли ожесточенные споры, почти выходящие за рамки приличия. В конечном счете вопрос уладился к выгоде раджи, так как нынешний фаворит Нанду указал, что будет только справедливо возместить неполноценность Каири-Баи в части происхождения, возраста и красоты солидным приданым. И, кроме того, одно двойное бракосочетание обойдется значительно дешевле, чем два отдельных.

Последнее, безусловно, соответствовало истине. Нанду сумел сэкономить на драгоценностях и свадебных одеждах для своей сводной сестры под тем предлогом, что они должны быть не столь роскошными и дорогими, как у главной невесты Шушилы-Баи. Вдобавок свита, посланная сопровождать двух сестер в Бхитхор, была такой же многочисленной и пышной, какую он приставил бы лишь к одной из них, и в действительности являлась не столько брачной процессией, сколько публичной демонстрацией могущества, величия и значимости махараджи Каридкота. Нанду, как верно указал окружной инспектор мистер Картер, просто хотел похвастаться своим богатством.

На переговоры ушло довольно много времени, так как сам раджа оставался в Бхитхоре, а его представители, уполномоченные обсуждать условия брака, не могли согласиться на вторую невесту, не посоветовавшись с ним. Посыльные ездили взад-вперед между двумя далеко отстоящими друг от друга княжествами, а поскольку такое расстояние не мог преодолеть быстро даже всадник, постоянно меняющий лошадей, минуло много месяцев, прежде чем сестры Нанду наконец выехали в Бхитхор.

Анджали не позволили и слова сказать: ее участь решил за нее сводный брат со своими фаворитами, и она ничего не могла поделать. Но даже если бы ее желания учитывались (или имели какое-либо значение), ей никогда не пришло бы в голову бросить Шушилу. Шу-Шу всегда нуждалась в ней, а теперь нуждалась больше, чем когда-либо. О том, чтобы отпустить ее одну, не могло идти и речи, и Анджали просто не думала о такой возможности. Не особенно много думала она и о своем будущем муже или о своих чувствах к мужчине, который согласился жениться на ней единственно для того, чтобы заполучить младшую сестру. То, что эта сделка не сулила никакого счастья, представлялось несущественным, потому что Анджали никогда не ожидала многого от супружества. Оно казалось ей азартной игрой, в которой налитые свинцом кости всегда ложатся в пользу сильного пола, ибо женщина не вольна выбирать себе мужа. И даже если он окажется жестоким и несправедливым к ней или физически ей отвратительным, она должна почитать его, как божество, до конца жизни безропотно подчиняться его воле и сжечь себя на погребальном костре вместе с ним, если он умрет первым. Новобрачный, который испытывает разочарование, впервые увидев лицо взятой в жены девушки, может утешиться с другими женщинами, но разочарованной новобрачной не в чем искать опоры, кроме как в чувстве долга и надежде родить детей.

При данных обстоятельствах не стоило особо рассчитывать на счастливый брак, и Анджали не рассчитывала – отчасти потому, что в глубине души всегда надеялась, что однажды Ашок с матерью вернутся за ней и она уйдет с ними и будет жить в долине среди высоких гор.

Эта надежда так никогда и не угасла окончательно, хотя слабела по мере того, как годы шли, а они все не возвращались. Но пока Анджали оставалась не замужем, ей казалось, будто где-то для нее по-прежнему открыта дверь. Она взрослела, а никаких разговоров о муже для нее по-прежнему не велось, и она уже начала думать, что вообще никогда не выйдет замуж.

Шушилу, разумеется, ждал иной жребий. Шу-Шу обещала стать красавицей, как ее мать, – это было ясно с самого начала. Кроме того, она была особой весьма высокопоставленной, а потому ей был обеспечен ранний и во всех отношениях превосходный брак. Анджали давно привыкла думать, что замужество Шушилы разлучит их, возможно, навсегда, и известие, что этого не произойдет, что они с сестрой останутся вместе, примирило ее с очень многим: с печальным сознанием, что та дверь закрылась раз и навсегда, с окончательным отказом от заветной мечты и с необходимостью покинуть Каридкот и жить до скончания дней в жарком, засушливом краю далеко на юге, где никто никогда не видел деодара, рододендрона или сосны, где нет гор – и нет снега…

Она никогда больше не увидит Дур-Хайму и не почует запаха сосновой хвои при северном ветре. И если Ашок все же выполнит свое обещание и вернется, будет уже слишком поздно: он не найдет ее здесь.