– Почему нет? Никто из моей семьи не мог продать это проклятое уродство, доставшееся от психа-самоубийцы. Мать так, вообще, с катушек слетела. Дед лишил денег. А так дом сгорит, я его снесу и построю что-то новое. Вот тогда всё будет хорошо. Я заработаю денег и свалю отсюда от этой безумной семейки, – смеясь, Сойер снова прикладывается к бутылке.

– Ты в своём уме? Для тебя нормально поджигать место, которое ремонтировал Пирс своими руками? Ухаживал за ним? Для тебя нормально травить людей? Господи, вот ты козёл, – вытираю с лица капли дождя и с отвращением смотрю на Сойера.

Он передёргивает плечами, отпивая снова.

– Я самый адекватный. Брось, куколка, я помог избавиться от выдуманных проклятий. Ты хоть знаешь, как меня задолбало это? Пирс был меланхоличным слизняком, он даже не смог жить дальше, а я могу. Ты ни черта не знаешь обо мне. Ты, как твои деревенские друзья, а я надеялся, что мы с тобой городские, модные и поймём друг друга. И я не виноват, что люди такие неженки, раз мой вид их отравляет. У них просто нет вкуса, – фыркает он.

– При чём здесь это? Ты эгоистичный засранец, да ещё и алкоголик. Ты пытался отравить меня цветами, которые передал моему брату. Помимо этого, ты отравил своего деда. Думаешь, ты завтра будешь ещё на свободе?

Сойер меняется в лице и облизывает губы, медленно обдумывая мои слова.

– Ты что, под кайфом? Да? Если да, где взяла? Ещё осталось? Поделишься? Денег нет, сразу говорю, отдам потом, – он оживляется и выходит из-под козырька дома.

– Господи, ты бесполезная ячейка общества. Позвони пожарным. Этот дом важен…

– Никому он не сдался. Поверь мне. Эту землю все ненавидят, дед постоянно хотел снести дом, а мать чуть ли не угрожала своей смертью. Я помог. И раз уж… стой, ты сказала, что мой дед отравлен?

– А-то ты не знал. Ты же передал ему идентичные цветы, которые подарил и мне, якобы от твоей матери, – цежу я.

– Эм… я передал цветы, которые лежали на столе. Там были карточки. Они мне пожрать не давали. Бесили меня. Мать обожает свои цветы, и это жутко бесит. Я передал их твоему придурку брату, а потом деду, чтобы они не маячили у меня перед глазами. Я сделал хорошее дело, так в чём проблема?

– А откуда ты их взял? – Хмурюсь я.

– Лежали, говорю же. Когда я проснулся и спустился вниз, они лежали на столе на кухне. Приехал твой брат и я отдал их ему. Увидел деда и ему передал.

– Тогда ты ещё больший придурок, чем кажешься. Оба букета были отравлены. Я свой не открыла, а вот твой дед открыл и сейчас находится в больнице. У него было две остановки сердца. Его парализовало, – от моих слов у Сойера падает бутылка из рук.

– Это хреновая шутка. Я знаю, что ты психованная, как моя мать, ты многое выдумываешь. Генри сказал, что завтра тебя заберут в клинику. Он уже подал прошение. Захвати мою мать. Так что я не верю…

– Идиот. Кто тебя надоумил поджечь дом? Дай угадаю. Генри, не так ли? Он подсказал тебе эту идею.

– Ну да, он. Хороший мужик. Он хотя бы не отказывает мне в деньгах. Я, конечно, задолжал ему, но он не будет требовать их, как дед. Да если и дед сдохнет, будет здорово. Я его наследник. Он лишил денег отца. Тот гей. Настолько свихнулся с моей бешеной мамашей, что решил трахать мужичков, – смеётся Сойер. Он пьян и прилично. Он даже не осознаёт, что говорит.

– А я тебя помню, – Сойер неожиданно хватает меня за мокрую футболку и сжимает её пальцами, – да-да, помню. Ты стояла там… когда меня похитили. Мать сказала, что я был пьян и всё выдумал, но я помню. Ты что, сохнешь по мне?

Вырываюсь из его рук и кривлюсь.

– Ещё чего. Похитила тебя не я, а твой отец. Твой настоящий отец, Пирс Уиллер. И я была там, чтобы помочь ему. Хотя ты не заслуживаешь шансов. Надо было дать ему придушить тебя. Ты такой самовлюблённый урод. Мне жаль, что ты порочишь имя Пирса. Ты мерзавец. Тупой мерзавец, – смиряю его пренебрежительным взглядом.

– Сумасшедшая дура. Что ты несёшь? Мой отец Стив…

– Спроси у своей матери. Очнись, Сойер, ты уничтожил дом своего отца. Тебе не просто так дали второе имя Пирс, а потому что ты его сын. И вместо того, чтобы помочь ему, ты напиваешься, травишь людей и твой дед при смерти из-за тебя. Советую, взять задницу в руки и поехать в больницу, как проспишься. А до этого не слушать Генри Фьорда. Убийцу Пирса Уиллера, напоминаю, твоего биологического отца. Дебил, – фыркая, прохожу мимо него и специально толкаю плечом. Сойер, качаясь, заваливается прямо в грязь и орёт на меня, поливая руганью.

Выходит, что к поджогу дома приложил руку Генри. Даже не удивлена. Но больше меня волнует, что стало с Пирсом.

– Пирс, – шепчу я, добегая до ещё одного дома, чтобы перевести дух. – Пирс, прошу, просто скажи мне, что ты в порядке.

Он не появляется передо мной. Ничего не происходит. Тяжело вздохнув, передвигаюсь дальше мелкими перебежками, хотя вся одежда давно мокрая. Дождь льёт непроглядной стеной. Залетаю в дом и щёлкаю на выключатель. Потрясающе. Света нет. Стуча зубами, иду на кухню и наливаю себе воду. Делаю несколько глотков, достаю мобильный. Он тоже мокрый и не ловит сигнал. Чёрт. Я пытаюсь обдумать, что делать дальше, но мои мысли постоянно крутятся рядом с Пирсом. Мне страшно, ведь он тоже горел, как и его дом. Я просто надеюсь, что пожарные успели и всё потушили. Жертв не будет.

Медленно по моему телу растекается странное спокойствие. Руки и ноги становятся ватными. Бокал падает из моей руки, как и мобильный. Мотая головой, часто моргаю, но перед глазами всё плывёт. Я цепляюсь рукой за столешницу, но сбиваю графин. Он падает на пол к моим ногам. Поскальзываюсь на воде и с криком ударяюсь всем телом. Острые осколки впиваются в мою кожу. Скуля, тянусь пальцами к мобильному, но резко на моё запястье что-то давит. Боль пронзает мою руку. Распахиваю рот, чтобы закричать, но не могу. Голоса нет… сил нет.

Надо мной склоняется тень, и кровь стынет в жилах.

– Айви-Айви, а я думал, что мы подружимся, – знакомый голос Генри ударяет ужасом по моему сердцу. Чёрт…

– Пирс… – выдавливаю из себя. Силы на исходе. Я проваливаюсь в темноту так быстро, что даже не успеваю обдумать, как так получилось, что я потеряла сознание.

Нехотя моё сознание просыпается. Я ощущаю тяжесть в голове, в ногах, в руках, даже в заднице. Я не могу пошевелить пальцами, даже мозгами, чтобы они очнулись и подсказали мне, почему я так паршиво себя чувствую. Приоткрываю глаза и через мутную дымку улавливаю слабый огонёк. Моё зрение медленно восстанавливается, но не так хорошо, каким было прежде. Тень от свечи, горящей на полированном дубовом столе, отражается на стену, покрытую светлой краской. Дождь барабанит по стеклу, а ветер завывает за окном. Меня всю пробирает от страха. Я вспоминаю, что произошло.

Я сижу на полу, моя спина прижата к стене, и я не дома. Это не мой дом. Это место очень знакомое…