– Извини, я опоздала. Приготовления заняли больше времени, чем я ожидала.

Его темные глаза сузились, когда он увидел букет роз в ее руках. Лихорадочный румянец проступил на его скулах, губы напряженно сжались.

– Давай покончим с этим.

Тедди посмотрела на священника. Интересно, предупредил ли его Алехандро обо всем или нет?

Началась краткая церемония. Алехандро стоял неподвижно, и Тедди могла чувствовать напряжение, исходящее от него.

Тедди было интересно, вспоминает ли сейчас Алехандро день своей свадьбы. Более четырех сотен гостей десять лет назад были свидетелями его позора. О том, что чувствует отверженный человек, Тедди знала все.

Большую часть своей жизни она ощущала себя неполноценной. Отец Тедди готов был отдать состояние троюродному брату Тедди, если она отказалась бы выполнять его требования. Он не мог доверить Тедди даже ее собственную жизнь – всегда вмешивался, критиковал, обвинял. Он даже тот несчастный случай, после которого Тедди стала хромать, ставил ей в вину, хотя сам разрешил ей, десятилетней девочке, кататься верхом. Вместо того чтобы радоваться, что дочь осталась жива, он лишь обвинял ее во всех смертных грехах, предрекал ей пожизненное одиночество и бездетность.

Ее участие в этой нелепой свадебной церемонии было исключительной заслугой ее покойного отца. В детстве она совершенно иначе представляла себе день свадьбы. Хотя простое обручальное кольцо из белого золота, которое Алехандро надел ей на палец, идеально подходило, но Тедди не могла справиться со своим волнением.

– Вы можете поцеловать невесту.

Тедди съежилась.

Но ответ Алехандро был как пощечина:

– В этом нет необходимости.

Тедди изобразила улыбку.

– Мы не сентиментальны, – сказала она священнику. – Не целуемся в общественных местах. Наедине – другое дело. – Она выразительно посмотрела на Алехандро. – Вы не поверите, на что мы способны.

Священник натянуто улыбнулся:

– У меня еще одна церемония. Извините.

Алехандро взял Тедди под локоть, сильно сдавив ей руку холодными пальцами.

– Давай определим некоторые основные правила.

Тедди пошла за ним, с трудом поддерживая его темп.

– Можешь не подгонять меня? Я не хочу споткнуться. Я не привыкла носить каблуки.

Он замедлил свой шаг и ослабил хватку.

– Прошу прощения.

Алехандро сказал это через силу, будто не знал, как нужно извиняться. Тедди сбросила его руку и многозначительно потерла локоть.

– И кстати. Если речь зашла о правилах. Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне.

– Мне придется прикасаться к тебе на публике. Иначе нас просто не поймут.

– Когда мы стояли перед священником, тебе не казалось это странным.

Тедди знала, что это звучало грубо. Она не хотела, чтобы он целовал ее. Или хотела? Выражение его лица ни о чем не говорило.

– Ты разочарована?

– Напротив.

Его взгляд упал на букет в ее руке, и на его скулах заходили желваки.

– Почему розы?

– Это мои любимые цветы. Стэн, садовник, срезал их для меня сегодня утром.

– Избавься от них.

Тедди нахмурилась:

– Что?

– Ты слышала.

Тедди крепче сжала букет.

– Ты не можешь указывать мне, как мне себя вести… Эй, что ты делаешь?

Алехандро вырвал букет из ее рук и бросил его в ближайший мусорный бак, после чего обернулся и посмотрел на Тедди:

– Правило номер один. Никаких роз.

Тедди и представить не могла, насколько страшен Алехандро в гневе.

– Хорошо. Никаких роз. Что-нибудь еще?

Он провел рукой по волосам.

– После перелета я сделаю краткий анонс для прессы. Позволь мне отвечать на вопросы, когда мы приземлимся в Буэнос-Айресе. У нас там будет короткая остановка, прежде чем мы полетим в провинцию Мендоса, и перелет займет четырнадцать часов.

Тедди устроилась в автомобиле за шофером. Алехандро сел рядом с ней, достал телефон и начал проверять пришедшие сообщения и электронную почту. Похоже, роль Тедди на сегодня сыграна. Она больше не нужна. А ведь, возможно, это первая и последняя свадьба в ее жизни.

Разве Алехандро не понимал, что она сейчас чувствует? Не каждый день девушка выходит замуж и отправляется с малознакомым человеком в другую страну. Она ведь вообще почти никуда не ездила. Какой смысл путешествовать, когда ты не можешь ходить как все? Несколько лет после падения ей даже стоять было трудно, но от инвалидной коляски она наотрез отказалась еще в детстве.

Тедди наблюдала за пальцами Алехандро, набиравшего что-то на своем телефоне.

– Ты когда-нибудь отдыхаешь от работы?

Не отрываясь от телефона, он ответил:

– Чтобы руководить таким серьезным бизнесом, требуется внимание и преданность делу. Я веду переговоры с архитектором. Речь о курорте, который я планирую построить. Все это важно и требует времени.

Тедди смотрела на его губы, когда он говорил. Вокруг рта синевой отливала щетина, она проступала всегда, даже если он был только что побрит. Его нижняя губа была полнее, чем верхняя, что говорило о его чувственной и страстной натуре.

Тедди снова почувствовала возбуждение. Она представила, каково это – почувствовать на своих губах его губы. Она сжала колени вместе, но ощущения не исчезали. Она просто сгорала от желания.

Она чувствовала легкий запах лайма – его любимый парфюм. Запах был дразнящим и свежим, и ей невольно захотелось придвинуться ближе, чтобы ощутить этот аромат еще сильнее. Алехандро сидел всего в нескольких дюймах от нее. И ей казалось, будто между ними стерлись все границы.

Забыв обо всем, она пристально разглядывала его. Алехандро выглядел уставшим, под глазами были синяки. Он, очевидно, не выспался.

– Может быть, я смогу помочь пока…

– Нет необходимости.

Алехандро отвернулся от нее и стал печатать электронное письмо.

Нет необходимости. Понятно. Он будет говорить с ней, только когда сам захочет. Так же, как отец Тедди, который обращал не нее внимание только со скуки. Что ж, жизнь – это спираль. Вчера она была нелюбимой дочерью, а сегодня – нелюбимой женой.

– Не надо грубить. Я просто хотела…

– Мисс Марлстоун… – Он заметил ее недовольство. – Тедди. Позволь прояснить все с самого начала. Мне не требуется твоя помощь.

– Но…

– Ты когда-нибудь слушаешь, что тебе говорят? – Уголки его губ побелели, а глаза засверкали гневом.

– Отлично. Я не буду говорить, пока не спросят. – Она приложила палец к губам. – Видишь? Больше ни слова.