За столом разговор зашел о том, что произошло с Куми. Говорили, пока Кикуока вдруг не заметил отсутствия своего шофера, Кадзуя Уэды:

– Еще спит, молодец!

– Ну что с ним поделаешь! Директором себя считает. Не рановато ли? – поспешил поддакнуть шефу директор «Кикуока беаринг».

Теперь отсутствие Уэды заметила и Эйко, но никак не могла решить, кого за ним послать.

– Пойду его разбужу, – добровольно вызвался Кусака. Он распахнул стеклянную дверь на улицу, легко ступил на девственный снежок и направился к выделенному Уэде под ночлег десятому номеру.

– Что ж, приятного аппетита! А то все остынет, – обратилась к гостям Эйко, и все приступили к еде.

В салоне появился Кусака. Он отсутствовал дольше, чем все ожидали.

– Ну как? Он проснулся? – поинтересовалась Эйко.

– Э-э… – замялся тот. – Что-то непонятно.

Все прервали трапезу и вперились в как-то странно смотревшего Кусаку.

– Он не отвечает.

– Может, ушел куда-нибудь?

– Да нет. Дверь изнутри на ключ заперта.

Эйко встала, с грохотом отодвинув стул. Следом за ней поднялся Тогай. Кикуока и Канаи переглянулись. Потом Эйко и за ней все остальные ступили на покрывавшее двор легкое снежное одеяло. Кроме следов Кусаки, ведущих к десятому номеру и обратно, других следов на нем не было.

– Странно, что он не отвечает. Но тут вот еще что…

С этими словами Кусака показал на западный угол особняка, где находился десятый номер. Там лежало что-то темное, похожее на фигуру человека.

Люди застыли на месте, охваченные трепетом. Если это человек и он долго пролежал на снегу, вряд ли он жив. Значит, труп. Неужели это Уэда?

Все с подозрением посмотрели на Кусаку. Почему он прежде всего об этом не сказал? Почему он так спокоен?

Кусака заметил косые взгляды, однако смог выдавить из себя только одно слово:

– Но…

Не найдя объяснения поведению Кусаки, гости Кодзабуро Хамамото бросились к лежавшему на снегу трупу. Чем ближе к нему, тем сильнее становилось их недоумение. Вокруг были разбросаны странные предметы. Пожитки его, что ли? При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не совсем так, хотя, строго говоря, они, конечно, относились к нему. Кое у кого, в частности у Кохэя Хаякавы и Куми Аикуры, возникло недоброе предчувствие, и они чуть не застыли на месте.

Подойдя наконец к привлекшему их внимание объекту, гости не поверили своим глазам и все как один воскликнули про себя: «Что это?! Как это понимать?» Стало ясно, почему Кусака вел себя так странно.

Кодзабуро Хамамото, издав громкий крик, опустился на колени и протянул руку к тому, что походило на лежащего на боку человека, полузанесенного снегом. Это была выполненная в человеческий рост кукла, которой он очень дорожил.

Конечно, гости весьма удивились, увидев на снегу экспонат, которому полагалось находиться в третьем номере, где хозяин хранил разные диковины. Но еще больше их изумило то, что конечности куклы были отсоединены и разбросаны по двору. У туловища осталась лишь одна нога, вторая и обе руки валялись рядом. Почему?!

И Кусака, и Тогай, и Кикуока, и Канаи, и прислуга видели эту куклу раньше, поэтому они ее узнали сразу, даже без головы. Так называемая «тэппо-нингё» – кукла-гимнаст. Кодзабуро, когда жил в Европе, купил ее в Чехословакии. Звали куклу Джек или в шутку – Голем.

Голем, кроме рук и ног, был сделан из оструганного клееного дерева. Теперь конечности куклы валялись вокруг, утопая в снегу. Кодзабуро бросился их собирать, осторожно счищая налипший снег.

Кусака подумал, что лучше ничего не трогать, а оставить все как есть, но не решился произнести это вслух. Можно ли это происшествие считать преступлением?

– Голова! Где же голова?! – в отчаянии восклицал Кодзабуро. Все принялись оглядываться по сторонам, надеясь обнаружить потерю, но ничего не обнаружили.

Подобранные хозяином руки и ноги, а также туловище куклы оставили на снегу глубокие следы. Значит, их разбросали здесь, когда шел снег?

– Занесу его в салон, – проговорил Кодзабуро и направился обратно к дому. Кукла была для него ценным экспонатом.

Компания гостей, не дожидаясь его возвращения, стала подниматься на второй этаж по бетонным ступенькам, которые вели в номера десятый и одиннадцатый. На припорошенных снегом ступеньках виднелись лишь следы Кусаки.

Остановившись у номера десятого, Кикуока забарабанил в дверь:

– Уэда! Эй! Это я! Уэда-кун!

Ответа не было.

Заглянули в окно, но разглядеть что-нибудь через дымчатое армированное стекло было невозможно. Помимо всего прочего, окно и стеклянную дверь защищали прочные металлические решетки. Кто-то просунул руку между прутьями и убедился, что дверь заперта изнутри. Занавески на окне были плотно задернуты.

– Придется ломать.

Обернувшись, гости увидели Кодзабуро.

– Дверь открывается наружу? – вскричал Кикуока. Все начали понимать, что там, за дверью, что-то произошло.

– Да. Но дверь так себе. Попробуй разок.

Кикуока навалился на нее всем весом своего массивного тела. Еще раз. Дверь не поддавалась.

– Канаи-кун! Давай-ка теперь ты! – решил поддразнить своего заместителя Кикуока.

– Ой! У меня не получится. Я же легковес. – Канаи испуганно отшатнулся от двери.

По иронии судьбы, самый подходящий для такой работенки человек находился как раз за той самой дверью.

– Ну-ка, кто-нибудь! – решительно скомандовала Эйко.

Тогай, мечтавший продемонстрировать королеве свои возможности, решительно бросился на дверь. От столкновения очки у него на носу высоко подпрыгнули и отлетели в сторону.

Ничего не получилось и у Кусаки, и у повара Кадзивары. Как ни странно, никому из них не пришла в голову мысль, что надо навалиться на дверь всем вместе. Когда усилия объединили Хацуэ и Эйко, под их нажимом раздался треск, и произошло чудо. Верхняя половина двери прогнулась внутрь. Еще несколько толчков – и дверь рухнула.

Хацуэ оказалась в комнате первой, за ней ввалились все остальные. Их взорам открылась страшная картина.

Из груди Кадзуя Уэды торчала рукоятка альпинистского ножа. Нож был вонзен в самое сердце. На пижаме расплылось темное пятно, кровь уже начала подсыхать.

Куми громко вскрикнула и повисла на груди у Кикуоки. Эйко и Хацуэ застыли на месте не в силах проронить ни слова. Из всех мужчин только Кодзабуро издал возглас удивления. Потому что положение тела Уэды было очень странным.

Он лежал навзничь, но не на кровати, а возле нее, на полу, на линолеуме. К его правому запястью была привязана белая веревка, другой конец которой зачем-то обмотали вокруг металлической ножки кровати, и рука погибшего как бы висела в воздухе. Сама кровать стояла на своем месте, у окна. Судя по всему, ее не передвигали.