— Ага! И тебя разыскивает Интерпол, — фыркнула она недоверчиво, нисколько не испугавшись. — У меня на подонков нюх, знаешь! Вот Садиков, у которого я была только что, тот гадкий жутко, хоть и не маньяк.

— Да? И чем же он такой гадкий? — девчонке все же удалось его зацепить, странно, но удалось. Уходить от нее ему вдруг расхотелось. — Приставал к тебе?

— Ага! Щас! Я бы ему пристала! У меня на этот счет пара приемчиков имеется. Это я скорее к нему пристала… Нет, я не об этом. Просто… — Олеся облизала пересохшие губы, надо же, как она волнуется. — Когда я была у него на кухне, ну искала списки там в куче бумаг, воды попила. Он что-то такое увидел в окно. Я перед этим тоже что-то такое видела, но просто внимания не заострила. Так, мелькнуло кое-что…

— Что?

— Не знаю. Точно не могу сказать. Кажется, за ангарами какие-то страсти разгорались. Кто-то метался или дрался. Разве с такого расстояния разглядишь!

— А Садиков этот, что же, разглядел?

Хабаров внезапно насторожился и смотрел на нее теперь без прежней апатии, а очень пристально и внимательно. Или ей это показалось просто?

Олеся помотала головой, пожала плечами, переступила с ноги на ногу и почувствовала вдруг, что сильно замерзла и вымоталась от странного разговора, который сама же и навязала незнакомцу.

— Уж не знаю, что ему удалось рассмотреть. Думаю, не больше, чем мне, но…

— Но?! — нетерпеливо перебил ее Хабаров, подгоняя.

— Но у него там камера лежала на подоконнике вот с таким огромным объективом. — Олеся показала руками окружность величиной с хорошую тарелку. — Он схватил ее с подоконника и давай щелкать! Козлина еще та! Развлекается он так.

— А он кто?

— Он? Точно не знаю, но мне кажется профессиональный фотограф. Ребята говорили мне, что у него где-то даже студия собственная имеется, что ли. Где-то в центре. Слушай, Влад, может, сходим посидим где-нибудь, я замерзла жутко. А хочешь… — Олеся судорожно сглотнула, боясь произносить, но все равно сказала именно то, что хотела. — А хочешь, ко мне пойдем. Я живу тут неподалеку. У меня чай есть, настоящий из Китая. И еще виски. Пойдем, а, Влад?

— Ты ни о чем потом не пожалеешь, Олеся? — медленно проговорил Хабаров, не отрываясь, глядя в ее глаза.

Странной была все же эта девушка. Андрюха подобных девчонок называл безбашенными. И предпочитал иметь дело именно с такими. Мороки меньше, считал он. Хабарову вот лично нравилась морока. Нравилось ухаживать, узнавать, привыкать. А, оказывается, это не актуально. Сейчас все по— другому. Другие нравы, другие правила, по которым он — Хабаров — играть не привык. Может, стоило попробовать?

Вот возьмет сейчас и согласится. А там будь, что будет. Хотя, быть там по ее настрою могло только одно. Ясно дала понять, на что она рассчитывает — он ее судьба.

Ни хрена же себе, загнула, девочка! Судьба!..

Представление хоть имеет о том, что это такое?! Мчится по жизни с широко распахнутыми глазами, не глядя ни по сторонам, ни под ноги. Ни на чем таком не заморачивается, на нравственности, например. От скуки может с парашютом прыгнуть или мужика незнакомого на остановке склеить. А потом под стакан виски в каком-нибудь ночном клубе либо в баре похвастаться подружкам, что папика трахнула от не фиг делать. Так себе оказался папик, правильный, несовременный…

— Нет, не пожалею, — ответила Олеся, подумав секунд тридцать, не больше. — Я же вижу, ты хороший.

— Идем, — вдруг решился Хабаров. — Идем, только ни о чем меня не спрашивай и не проси потом. Если уйду, не ищи. Договорились?

— Нет, не договорились, но все равно пошли. Нам туда, — качнула Олеся подбородком влево. — Догоняй, Влад Хабаров.

Нет, она все же была очень странной — эта Олеся. Странной, если не сказать больше. Догадалась же, по его хмурому виду, что с ним что-то не то. Что он явно не в себе, расстроен, одним словом, а все равно к себе домой потащила. Не боится же! Вдруг вот он, к примеру, какой-нибудь извращенец или… Ах, да, она же владеет какими-то приемами и его внезапного нападения не боится. Все равно! Так же нельзя! Познакомились и через десять минут уже идут к ней на квартиру. Неужели и в самом деле сейчас так принято?! О, времена! О, нравы!..

Сейчас вот зайдут к ней, запрут дверь за собой и что дальше? Что он со своими представлениями о любви и сексе будет с ней делать? Он же не современен и банален, как кусок черствого черного хлеба, так, кажется, Маринка о нем сказала. И что он со своей банальностью станет делать с такой продвинутой девицей, как эта Олеся? Ох, Андрюху бы на его место, тот бы нашелся мгновенно. Ухитряется ведь, мерзавец, имея третью жену и троих детей, гулять напропалую. И никогда ни разу ни о чем не пожалеть.

А он — трус несчастный — уже пожалел. Идет вот за ней следом и жалеет, что согласился. Слабак, тряпка, ничтожество… Такими идиотами, как он, вымощена дорога в заповедные края рогоносцев.

Нет, все же зря он пошел за этой Олесей. Если захотелось погулять, чтобы отомстить неверной супруге, соглашался бы с Андрюхой. Обещал же тот познакомить его с порядочной девушкой. Вот и надо было знакомиться. Встречались бы вечерами под фонарным столбом или возле памятника Пушкину на центральной площади их города. Гуляли бы по заснеженному городу. На каток, может быть, сходили бы, на лыжах в лес. В ресторан бы ее сводил, и уже потом можно было бы…

Чушь! Чушь же, Хабаров, собачья чушь!

Стал бы ты гулять часами и мерзнуть ради призрачного удовольствия смотреть в чужие глаза и греть не родные ладони в своих?! Вряд ли. И на каток черта с два с ней пошел бы. Еще не хватало на Веньку с друзьями там нарваться. Или на знакомых. Объясняйся потом, что за дама с тобой. И почему она именно с тобой. В рестораны ты тоже редко когда ходил, и ходить никогда вообще не любил. Что за блажь платить бешеные деньги за сомнительного качества отбивную, если та же Маринка могла этих самых отбивных несколько дюжин за час нажарить. И с этой тарелочкой, с бутылочкой пивка да перед телевизором, ум-мм, что может быть лучше. Может, и несовременно это, зато приятно и необременительно.

Ушло время романтики, Хабаров! Ушло, признай это. Не до встреч тебе теперь под луной. Не до рассветов, наполненных соловьиными трелями. И ничью улыбку ты теперь ловить не станешь, и трепетом жилки возле ключицы умиляться тоже не будешь. И сердце от звука женского голоса теперь не замрет. Умерло… Все умерло в тебе, Хабаров. И воскрешению не подлежит.

Надо как-то пытаться жить по-другому. Как? Да хотя бы вот так, как эта девчонка. Увидела его и почти сразу победила. И ведет его к себе, знать не зная, и ведать не ведая, что из всего этого может получиться. А скорее и знать не хочет. Ей так удобнее.

Нет, у нее есть чему поучиться, Хабаров. Точно есть. Хотя бы тому легкомыслию, которого в твоих мозгах сроду не водилось.

Они гуськом обогнули угол девятиэтажки, прошли метров двадцать по узкой вытоптанной в высоком сугробе тропинке и остановились возле подъезда с солидной металлической дверью и домофоном.