Картинка, правда, получается совсем не такая, какой хотелось бы ее видеть апологетам единороссиянства.

Вот например. Папа и мама одного моего молодого приятеля — яростного националиста и не менее яростного урсофоба (то бишь медведененавистника) — тихохонько собрались, пошли на участок и проголосовали за Партию Власти. А в ответ на насмешку горькую обманутого сына мама только вздохнула и сказала — «поживешь с мое, поймешь… мы же о тебе думаем». А на требование объясниться — снова вздохнула и сказала: «как бы тебе, сыночек, они не сделали чего плохого, ты же про них всякое говоришь, а им доносят… они ж тебе жизнь поломают».

Маму с папой можно понять. Они привыкли, что от власти можно ждать только зла, и ничего, кроме зла. Что за «оппозиционность» парню могут поломать жизнь, они принимают за норму: «тут всегда так». И вот они в попытке спасти сыночка несут на избирательный участок свою скудную лепту — два голоса. Чтобы хоть этим ОТКУПИТЬ глупого сына, который еще не понимает, в какой стране живет.

Это самое желание ОТКУПИТЬСЯ — «нате вам ваше, только меня не трогайте, ироды» — и было причиной голосования за «ЕдРо» в большинстве известных мне случаев. Все без исключения голосовавшие уныло соглашались, что «да, они все гады». На вопрос — «а почему ж ты за гадов голосовал» — шли невнятные рассуждения, сводящиеся к одному: «да пусть их, лишь бы отстали».

Что за этим скрывается? Да простая вещь. Представление о том, что власти все равно добьются своего, только другим, худшим для народа способом. И что лучше ублажить гадов добровольно, чем упираться и провоцировать насилие. Не проголосуешь — так они диктатуру какую-нибудь устроят, или войну развяжут, да мало ли еще чего.

То есть русские, голосовавшие за «ЕдРо», вели себя примерно так, как ведет себя немолодая, замученная бытом женщина, которой домогается грубый пьяный муж. Ей противно ему давать, но она прекрасно понимает, что выбора особого нет. Если она будет упираться, он даст в глаз, а потом все равно трахнет. И даже особо не пожалуешься — ведь он «законный муж», право и обычай на его стороне. Так уж лучше «дать» — с мукой и отвращением — и поскорее забыть об этом.

И такой же совет она даст молодой товарке, которая со слезами на глазах пожалуется, что муж приходит домой пьяный и грубо трахает. «Что делать, такая бабская наша доля», — скажет она неопытной молодухе. «Будешь упираться — побьет. Ты лучше дай по-быстрому, он и отвалит».

Затраханный властью народ привык к тому, что лучше «дать» — иначе неудовлетворенная сволота озвереет и начнет бить и ломать все вокруг. И не пожалуешься — «они ж тут законные».

За всем этим стоит представление о властях как о постылом муже, брак с которым нельзя разорвать. Потому что «как же без мужа», «всегда так жили», «кому ж пожалуешься».

Что из всего этого следует? То, что национальной революции предшествует национальная эмансипация. Народ должен понять, что никакой «законный муж» не имеет права его насиловать. Нет такого права «даже у мужа». И более того — что пора бы и прервать этот постылый брак, уже никому и низачем не нужный, разве что «ради приличия». «Нельзя бабе быть незамужней, соромно это». Или, говоря россиянским политическим языком, «ну нельзя же без начальства», «как же без него».

Так вот — без него можно. Нация, может, и женщина — но самостоятельная и правоспособная. Которая сама решает, с кем крутить романы, а кого посылать к свиньям. «Старый муж, грозный муж. Не боюсь я тебя».

Я уж не говорю о том, что законность обсуждаемого брака крайне сомнительна.

Опубликовано на АПН 22 октября 2009 года в качестве комментария к изменению срока президентского правления

Ну вот оно, дождались-дождались. Распечатали нашу целочку.

Одной из священных коров ельцино-путинского режима была Конституция, «гарантом» которой считался президент. На эту бумажку, писанную кровью защитников Белого Дома, ссылались как на одну из величайших ценностей нашей молодой демократии. Но даже в период самого что ни на есть беснования всем было как-то понятно, что даже священная корова — это все-таки корова. Надо будет — пойдет под нож.

Вот и случилось. Конституцию скорректировали, причем не в каких-нибудь там малозначащих риторических местах, а в самых что ни на есть основных. А именно — срок полномочий действующего Президента продляется до шести лет.

Показательно, что по такому поводу никто даже не почесался сфальсифицировать какой-нибудь «референдум» — хотя вопрос именно что для референдума. Зачем тратить деньги, когда на дворе кризис? Обойдемся и Думой, зря мы ее, что ли, кормим.

Кстати, чтобы не тратиться, думакам предлагают шесть лет сидения на попе. Это не подачка — Дума у нас полностью и абассолютно на ручном управлении, — а именно что «возиться с вами тут, сидите уж». Ежово — через первое чтение законопроект проскочил как надо. 19 и 21-го все подпишут.

Холуи даже перестарались: Сергей Иванов от ЛДПР предложил накинуть еще годик — на том основании, что шестерка — число какое-то нехорошее, а семерка — магическое число. Ну да, шестерка, ассоциации. Иванова, однако, поправили — неча, не самый умный. Зато Рамзан Кадыров взял быка за яйца: зачем вообще как-то ограничивать Президента какими-то сроками, пусть сидит, сколько хочет.

И в самом деле, зачем ограничивать? У нас Третий Рим как-никак, и мы уже приближаемся к нравам Рима первого, где цезари тоже сидели сколько хотели, а потом назначали себе преемников. И ничего, стабильность у них продолжалась столетиями. Чем плохо-то.

Обращает на себя внимание и почти демонстративное пренебрежение «пиаром». Никто даже не пытался доказать народу, что происходящее — хорошо и правильно. Так, для галочки бубукнули в телевизор что-то вроде «увеличение президентского срока — это веление времени» (сам слышал). Ну, раз «веление времени» — значит все, приехали. То есть, значит, на народишко положили окончательно, с прибором. Вкупе с увеличением численности внутренних войск (назначение которых — воевать с народом) все становится оскорбительно понятным — «отныне вообще никаких разговоров, только дубинки». «Вы быдло и будете стоять в стойле».

Но мы не быдло. Мы люди. И хотя бы для того, чтобы остаться людьми, мы будем говорить. Хотя бы друг с другом.

Позволю себе некоторое отступление — о разговорах. Почему они важны — и почему нужно говорить даже о вещах, на которые мы ну никак не можем повлиять. Например, о действиях нашего начальства, от народа вполне суверенного.

Наше население (включая «думающий класс») относится к россиянскому начальству примерно как к неизлечимой болезни. Большинство старается вообще «об этом не думать», а симптомы хворей игнорировать, пока игнорируется. «Ну а как сляжем — так, значить, и помрем».

Меньшинство либо бодрится, либо истерит.

Бодрячков, когда они это делают публично, называют «лоялистами» или как-нибудь еще. Они стараются найти в действиях — и особенно в словах — коллективного путиномедведа что-нибудь хорошее или хотя бы обнадеживающее. Если начальство говорит что-то, что можно при некоторой фантазии считать разумным и правильным, в этом усматривают признаки грядущей весны. Если же оно что-то еще и делает — хотя бы безвредное — лоялисты ликуют: «это поворот, великий поворот к возрождению России».