В Милене загадочного больше, чем открытого. И только проблемы общебабские – любимый муж пьет, гуляет. Даже удивительно, что это коснулось и ее – красивой, милой. Видимо, настолько глобально – пьет, гуляет, – видимо, настолько тотально! Что ж, может, это и есть главный корень человечьей бесприютности.

Очухавшись и заскучав в больнице, вахтерша Паня живенько обзвонила подружек и родных, чтоб прибегали с пирогами да яблоками, и вереница посетителей потянулась в палату. Разговоры, пакеты, салаты...

Выбрав минутку, Милена робко обратилась к соседке:

– Я дам тебе пятьдесят рублей, ты попроси когонибудь из знакомых положить мне на сотовый. А то деньги на телефоне второй день как кончились, боюсь, никто не догадается заплатить. – Вздохнув, она снова взялась за карандаш, и принялась рисовать глазастого ангелочка с крыльями.

И себя с ним рядом...

От любви рождаются дети, от несчастий – опухоли.

1

Экстирпация, экстрадиция, эксгумация... – слова с приставкой «экс» все какие-то невеселые. Экс-форвард, экс-капитан.

Дина на приеме у онколога, у нее доброкачестванная опухоль – миома матки – размером около шестнадцати недель. Но Дина худая, живота почти не заметно. Заметно бледная, заметно за сорок, заметно, что без гормонов радости.

– Я настаиваю, чтобы вы удаляли матку вместе с шейкой, так и в направлении пишу: экстирпация. Частично удаленные матки через пару лет в рак перерождаются, – районный онкогинеколог потрясла ящиком с картами, – вон у меня их сколько с раковыми шейками, если бы вы знали, как это страшно. Не оставляйте шейку, она с рубцовыми изменениями.

– В родах разорвалась, зашили криво, – защищала свое сокровище Дина, – но ведь без перерождений...

– Сейчас – да, а через год? Я бы вам советовала и яичник удалить.

– Его-то за что? – Дина пошатнулась на стуле. – Яичники у меня здоровые.

– На всякий случай, на яичниках кисты бывают. Лучше все сразу – того...

– А нос и уши не надо того?! – взбесилась Дина. – На них тоже чего-нибудь растет. И на почках, и на печенке... И голову – под гильотину!

– Ну, ладно, ладно, успокойтесь. Так и быть, про яичники не пишу ничего, – онколог краем глаза посмотрела в результаты УЗИ, – но шейку – удалить! Поймите, хирургам проще отрезать поменьше, а потом бедные женщины с этими обрезками маются...

Дина поехала на другой конец города, туда, где ее будут оперировать. Промышленная окраина, больница чистенькая, ведомственная.

Хирург, увидев направление, возмутился:

– Ох уж мне эти светила из женских консультаций, им бы только все отрезать! Миому удалим, а зачем шейку трогать? Если ее убрать, нарушится баланс тазового дна. Это калечащая женщину операция. Так что шейку оставим. Можете мужу даже не говорить, что матка удалена, он и не заметит...

«А по лицу? А по настроению? Впрочем, какая разница: заметит – не заметит, все равно мы с ним в постели – как Ленин с Крупской в Горках...»

Дина меньше всего переживала об интиме.

«Эх, маточка, ты моя матушка – отработала. Тяжелая доля тебе выпала: пятерых выносила. Сколько ныла, болела ты, и лечила я тебя, и мучила... А теперь останусь я полая, как старое дерево, у которого высохла сердцевина. Только ты-то у меня не высохла, а разрослась, ой как разрослась, на целый беременный живот, верно, еще деток хотела вынашивать. А у меня уж сил не осталось. Без тебя буду полая я, бесполая. Никакая».

Дина как во сне собирала анализы: кардиограмма, флюорография, анализ на австралийский антиген...

Дни обесцветились, будто кто-то пролил на яркое полотно бутылку хлорки.

Подавленная и обессиленная, позвонила подруге Лиле, успешно пережившей и экстирпацию, и развод. Проживая с новым гражданским мужем, Лиля весьма благополучно обходилась без матки, выглядела прекрасно и весело – ни морщин, ни жиров, ни депрессии.

Как знаток вопроса, Лиля объяснила:

– Когда растут всякие опухоли, образуются отрицательные гормоны. У стариков этих гормонов столько накапливается, что им умирать легко – ничего не хочется. Поэтому миому – долой! Если, конечно, ты хочешь жить.

– Такое чувство, словно у меня вот-вот вырежут сердце...

– Не сердце, а бесполезный мышечный мешок! – уверенно возразила Лиля. – Ну скажи, зачем тебе матка? На помойку ее! Детей ты нарожала, тепленькую норку для мужика оставят. По месячным скучать, что ли, будешь?

– Буду... – Дина относилась к своей матке как к весьма одушевленной части тела. Сколько радости было связано с «мышечным мешком» – зарождение и вынашивание детей, их появление на свет... – Прихожу на работу и плачу, сижу и плачу целый день. Нервы настолько перевозбуждены... Нигде не уединишься. Свекровь утром кастрюлю из-под молока чистит на кухне – шварк-шварк, шварк-шварк, я готова встать и убить ее! Эта вечная жизнь со свекровью... – Дина всхлипнула. – Наверное, только смерть разведет нас, и не дай бог она умрет первая. Муж остаток жизни будет укорять, что это я довела ее, не уважала, не любила... Свекровь, свекровь, вечная свекровь. Я с ним поругалась вчера, так он, ты не представляешь, с какой злобой сказал: «Чтоб у тебя все там вырезали!»

– Да ладно ты! – фыркнула Лилька. – Забей! Мне мой бывший чего только не говорил после операции. А я его выставила за дверь, вот теперь он по помойкам самок ищет! – Лилька злорадно заржала. – Динка, сходи к психоаналитику. Поможет!

– Уже ходила. Он мне говорит: положите письмо с вашими проблемами в коробочку и отправьте по воздуху... Или: вы – чайка. Вы летите над океаном, и во рту у вас рыба. Может, чтоб заснуть, это и подходит, но когда утром просыпаешься, а свекровь опять драит кастрюлю, какая я чайка? Да я растерзать, как тигр, любого готова! Нет, я и в церковь ходила, и к невропатологу – все пустое. Ты права, это чистая физика, то есть биология. Нет гормонов радости.

– Попробуй шопинг. Универмаги возрождают.

– Попробовала. Купила себе норковую шубу, такую, как всегда хотела – серую, легкую, словно платье. Висит, даже не надевала. Хожу в пальто... Раньше любила потолкаться на распродаже – теперь только раздражаюсь. Вроде вспыхнет радость, и тут же холод гасит все внутри. Сапог накупила – некоторые ни разу не одевала. Ночью словно толкнет кто-то в сердце, просыпаюсь. И ужас такой накатывает, что во мне дрянь эта растет... Во время месячных от подъезда на три метра отойду, прокладка уже насквозь мокрая и по ногам течет. Меня в последний раз по «скорой» забирали, так, представь, лестница с пятого по первый этаж вся залита кровью, будто убили кого-то. Гемоглобин выше семидесяти не поднимается.

– Пей таблетки с железом, делай уколы!

– Делаю. Но вчера опять прорвало... Сгустки повалились, как лягушки, с ладонь величиной... Отлежалась на кушетке, стала паркет отмывать, опять кровища хлынула, я тогда села на унитаз и четыре часа стекала в него, может, спала – забылась... Проснулась, все плывет перед глазами, сколько из меня крови вылилось – не знаю. Муж пришел домой, селедку купил в железной банке, говорит: «Почисти!» Я стою с болью внизу живота, чищу... Посуда немытая – мою... Никто не понимает моего состояния...