Она хлебнула чаю и встала долить Миросю горяченького.

Мне пришлось отступить назад в комнату.

– Горе отца было таким безграничным, что он упал на колени и начал горячо молиться, упрекая Господа в несправедливости и умоляя вернуть ему утрату. – Ее голос достиг вершин артистизма. – Его растравленное горем воображение дошло до того, что он услышал в ответ голос: «Ты так сильно этого хочешь, что я подчиняюсь твоей воле. Но учти – она твоя, а не моя…» В тот же момент позвонили из больницы и сообщили, что у парня была временная остановка сердца, и сейчас все налаживается: он начал самостоятельно дышать, давление нормализовалось. Одним словом, сын вернулся к отцу. Прошел еще один невыносимый и тяжелый год. Однажды ночью отец проснулся, почувствовав на своей шее сильные руки. И в последний момент понял, что тогда Бог дал им обоим освобождение: сыну – от безумия и растительного существования, отцу – от безысходности. Значит, Бог всегда знает, что делает.

– В чем же тогда состоит его доброта?

– Мирось, дорогой, пойми одно: ОН не добрый и не злой. Он смотрит на все это иначе, чем мы. Иначе, чем это может представить самый умный философ. Подумай: когда у людей случается что-то трагическое, каждый спрашивает: «Почему это случилось именно со мной? Почему именно я?» А знаешь, что слышит ОН в таком вопросе? Нет? А я скажу: то, что человек хочет перенести свое горе на кого-нибудь другого! Ведь если договорить эту фразу: «Почему я?» – до конца, она будет звучать так: «Почему я, а не мой сосед?!»

«Ну, давай же, Мирось, – подумала я, – дай достойный ответ, ты же это любишь! Все эти бла-бла-бла. Сосредоточься, милый, и… дай мне незаметно пройти в прихожую».

Как будто услышав меня, муж поднялся и отошел к окну за сигаретами. Путь был открыт. Я молниеносно проскочила мимо открытой кухонной двери, схватила сумку и через секунду была уже в спальне. Вытряхнула все содержимое на кровать. Мобильника там не было!

Он остался там, на ступеньках подъезда, где я его потеряла.

Выходит, я действительно была там!

Но куда я попала – это еще надо выяснить. Спокойно и без лишних эмоций. «Если это какое-то удивительное тождество лиц и обстоятельств, – подумала я, – познакомлюсь ближе с жителями своей бывшей квартиры, покажу им свои семейные фотографии, посмотрю их.

Посмеемся вместе. Будем дружить. Если судьба подсовывает такую неожиданность, стоит принять ее с радостью, как курьез, как удивительное совпадение парных случаев».

Приняв такое решение, я успокоилась. Завтра снова поеду в тот двор. Но на сей раз попробую узнать больше: как зовут родителей этой Верочки, уточню имя женщины с бельем, рассмотрю двор. Увижу, до какого предела странных совпадений может дойти природа!

Возможно, найду телефон…

Вечером я вышла на остановке троллейбуса номер 7 в спальном районе города. Меня встретил тот же пейзаж – круглые многоэтажки и закованные в бетон площадки. Молодые, недавно посаженные деревья сиротливо торчали на островках земли, оставленных с обеих сторон тротуаров.

На сей раз по улицам ходило больше людей, на площадках мамочки выгуливали младенцев в колясках. Я медленно шла по той же тропинке, крадучись, как вор, в чужую квартиру.

Надо завернуть за угол, чтобы открылся взгляду вчерашний оазис моего детства. Метров за пятьдесят до намеченной цели я снова ощутила тревожный болезненный толчок в желудке.

А дальше уже каждый шаг, так же как и вчера, отзывался нарастающей болью. Все повторилось: до дерева я добралась почти на ощупь, согнувшись в три погибели и хватая воздух ртом.

Сквозь прикрытые веки успела отметить, что скамейки под деревом не было, и… так же как и вчера, несмотря на это, опустилась не на голую землю, а на ту самую скамейку…

Неужели я опять ее не заметила? Или она каким-то чудом каждый раз вырастает подо мной, как гриб после дождя?

Как и вчера, я несколько секунд посидела, свернувшись в баранку, охваченная невыносимой болью, стуком в висках и потерей зрения. Потом приступ прошел. И я смогла разогнуться.

Передо мной опять открылась трогательная панорама этого уцелевшего островка: трехэтажный дом, палисадник с кустами сирени, детская площадка, лабиринт из веревок, на которых сушились простыни.

Легкий ветерок надувал их, как паруса.

Вокруг простыней бегали, играя в прятки, дети. Около подъезда – старый зеленый «Запорожец» на трех колесах и новенькие синие «Жигули». Под перекошенным «грибком» за деревянным столом сидели мужчины и забивали козла.

Меня охватило приятное спокойствие. Вообще от всего этого двора веяло спокойствием и тишиной, как будто он находился внутри стеклянной китайской пирамидки, которые сейчас продаются на лотках. Если такую пирамидку потрясти, снизу поднимается золотой вихрь или снег. Когда-то я мечтала о такой игрушке. Но тогда, когда я о ней мечтала, они не продавались. Ярику такую диковинку отец привез из Болгарии, куда ездил как ударник производства…

Дети, которые бегали и прятались в лабиринте простыней, сорвали одну на землю. Она соскользнула с веревки и осела в пыль.

Мальчик и девочка бросились в сторону дерева. Я тоже когда-то любила прятаться за его толстым стволом. Это была та же самая вчерашняя девочка. Только теперь на ней были полосатая юбка и белая кофточка, наполовину расстегнутая, выдернутая из-под пояса. Растрепанные косы прыгали на ее плечах. Дети прятались за деревом. Я слышала их прерывистое дыхание.

«Сейчас из дверей должна выскочить тетка, которая напомнила мне тетю Нину», – с улыбкой подумала я.

И она выскочила. Схватила простыню, заквохтала над ней, оглядываясь по сторонам, громко сказала: «Еще раз увижу – уши оборву!» – и исчезла в доме. Этот номер я видела сто раз!

Дыхание за деревом стихло, послышался смех. Потом из-за ствола показалась растрепанная голова:

– А вы вчера кое-что потеряли…

Я не успела ответить, как девочка метнулась к подъезду.

За девочкой из-за дерева вышел мальчик. Мы смотрели друг на друга почти так же, как вчера играли в гляделки с девочкой. Мальчика очень заинтересовали мои джинсы и кроссовки – он не отрывал от них глаз.

– Привет, – сказала я и кивнула на дом. – Ты отсюда?

– Ага, – сказал мальчик, – из девятой квартиры…

В этой квартире, что была напротив нашей, когда-то жила семья Ярика. Та самая, которая погибла в полном составе 13 июня 1980 года.

– А с какого времени ты здесь живешь? – спросила я.

Мальчик пожал плечами и напрягся.

– Не знаю…

– Как тебя зовут?

– По паспорту – Ярослав! – гордо ответил он.

Я улыбнулась:

– А у тебя уже есть паспорт?

– Пока что нет, – ответил мальчик. – Но когда будет, то там запишут: «Ярослав».