– Смотрите! – вскрикнула Дженни.

Самолет вновь зашел на посадку и на этот раз приземлился, из-под взвизгнувших шин порхнул дым, мощные двигатели взревели, переходя на обратную тягу для торможения. К самолету тут же рванулся «мерседес», и по мере того как новость облетала всех, кто находился в терминале, переносилась оттуда на блокпосты и дальше на улицы, всю бесчисленную массу людей охватывало безумное ликование. Со всех сторон начали скандировать: «Аллаху акбар… Ага ухмад» – «Бог велик… Учитель вернулся…»

Казалось, целая вечность прошла, пока к самолету подкатил трап, и дверь открылась, и по ступеням, поддерживаемый одним из французских стюардов, спустился старик с густой бородой и суровым лицом под черной чалмой. Он прошел мимо почетного караула, торопливо собранного из нескольких мулл и иранских сотрудников «Эр Франс», и его окружили приближенные помощники и нервничающие служащие аэропорта, после чего он быстро сел в машину, которая тут же покатила к терминалу.

Там его встретил настоящий бедлам: ликующие, вопящие, потерявшие контроль над собой люди толкали и отпихивали друг друга, чтобы пробраться поближе к нему, дотронуться до него, журналисты со всего мира дрались друг с другом за лучшее место для съемки, сверкали вспышки фотоаппаратов, поблескивали объективы телекамер, все кричали, «зеленые повязки» и полиция пытались как-то защитить его от напирающей толпы. Дженни увидела его на какое-то мгновение – недвижимого кумира посреди бушующего неистовства, – потом людская масса поглотила его.

Дженни потягивала свой мартини, вспоминая; ее глаза неотрывно смотрели на радиоприемник, она пыталась усилием воли заставить передачу возобновиться, пыталась стереть из памяти тот день и речь Хомейни на кладбище Бехешт-Захра, выбранном для этой цели потому, что там были похоронены столь многие из тех, кто погиб в «кровавую пятницу», – он называл их мучениками.

Стереть из памяти увиденные ими позже телевизионные кадры с бушующим морем тел, окружавшим кортеж автомобилей, который продвигался вперед буквально по дюймам – все соображения безопасности безнадежно утрачены, – десятки тысяч мужчин, женщин, молодых людей, кричащих, толкающихся, дерущихся, чтобы пробраться поближе к нему, карабкающихся со всех сторон на микроавтобус «шевроле», в котором он ехал, пытающихся дотянуться до него, коснуться его, сам аятолла сидит на переднем сиденье с видимым спокойствием, время от времени вздымая руки навстречу этому поклонению. Люди ползут по капоту, по крыше, плача и крича, взывая к нему, отпихивая и сталкивая других, кто пытается забраться на автомобиль, водитель совершенно не видит дороги, то резко тормозит, чтобы стряхнуть народ, то вдруг жмет на газ, слепо посылая машину вперед. Стереть из памяти кадры с юношей в грубом коричневом костюме, который взобрался на капот, но прочно ухватиться не смог и медленно сполз под колеса.

Таких, как этот юноша, были десятки. В конце концов «зеленые повязки» пробились к автомобилю, окружили его и вызвали по рации вертолет; она помнила, как этот вертолет быстро и безжалостно опустился прямо в толпу, которая подалась прочь от вращающихся лопастей, повсюду тела, повсюду раненые, потом – аятолла, шагающий в центре кольца из своих стражей ислама, бесстрастный, со строгим лицом, вот ему помогают сесть в вертолет, и вертолет взмывает в небо под нескончаемые «Аллаху-у-у акбар… Ага ухмад…»

– Я налью себе еще, – сказала она и поднялась, чтобы унять дрожь. – Тебе что-нибудь принести, Дункан?

– Спасибо, Джен.

Она направилась к кухне за льдом.

– Чарли?

– Я в порядке, Дженни, я сам потом налью.

Она замерла, когда радио вдруг очнулось и заговорило громко и чисто: «…Китая сообщает о серьезных стычках на границе с Вьетнамом и осуждает эти нападения как новое свидетельство советской гегемонии: во Франц…» Сигнал снова исчез, оставив в динамиках один треск.

Через секунду Петтикин заговорил:

– Я выпил бокальчик в клубе по дороге сюда. Среди журналистов ходят слухи, что Бахтияр готовится к решающей схватке. Еще говорят, что в Мешхеде идут настоящие бои после того, как толпа вздернула начальника полиции и с полдюжины его людей.

– Ужасно, – сказала она, возвращаясь из кухни. – Кто контролирует эти толпы, Чарли, кто в действительности управляет ими? Коммунисты?

Петтикин пожал плечами.

– Точно, похоже, никто не знает, но партия коммунистов Туде должна как-то стоять за этими беспорядками, запретили ее там или нет. Да и все левые, особенно моджахедин-аль-Хальк, которые верят в некий брачный союз между религиями ислама и Маркса; их финансируют Советы. Шах, США и большинство западных правительств знают, что это все они, при помощи и серьезном подстрекательстве Советов с той стороны северной границы, поэтому, разумеется, вся иранская пресса с этим согласна. Как и наши иранские партнеры, хотя они от страха уже наделали в штаны, не зная, в какую сторону им податься, пытаясь поддержать и шаха, и Хомейни одновременно. Господи, как бы я хотел, чтобы все это утряслось уже. Иран – отличное место, и я не планирую отсюда уезжать.

– А что пресса?

– Зарубежная пресса неединодушна. Некоторые из американцев согласны с шахом в отношении того, кого следует винить. Другие говорят, что это все Хомейни, носит чисто религиозный характер и возглавляется им и его муллами. Потом есть еще и такие, кто возлагает вину на левых федаин, или на закоренелых фундаменталистов из «Мусульманского братства», – был даже один чудак, француз, если не ошибаюсь, который утверждал, что Ясир Арафат и ООП… – Он умолк. Радио ожило было на секунду, но тут же опять захрипело. – Должно быть, это из-за пятен на солнце.

– Беда, хоть кровью харкай, – кивнул Мак-Айвер.

Как и Петтикин, он в свое время служил в Королевских ВВС. Он был первым пилотом, который начал работать в S-G, а теперь являлся директором иранского отделения компании, кроме того, он был исполнительным директором ИВК – Иранской вертолетной компании – совместным, пятьдесят на пятьдесят, предприятием с обязательными иранскими партнерами, которому S-G передала свои вертолеты в лизинг, компании, которая получала их контракты, заключала их сделки, держала у себя их деньги – без которой никакого иранского отделения просто бы не было. Он подался вперед, чтобы подкрутить ручку настройки, потом передумал.

– Сигнал вернется, Дункан, – уверенно сказала Дженни. – Я согласна, что Каллаган полный тупица.

Он улыбнулся ей. Они были женаты тридцать лет.

– А ты ничего, Джен. Даже очень ничего.

– За это тебе можно еще виски.

– Спасибо, только на этот раз налей с вод…

«…витель министерства энергетики сообщает, что с новым повышением цен странами ОПЕК на четырнадцать процентов импорт нефти в следующем году обойдется США в пятьдесят один миллиард долларов. Также из Вашингтона передают, президент Картер объявил, что ввиду ухудшающейся ситуации в Иране отряд авианосцев получил приказ направиться от Филипп…» Голос диктора заглушила другая станция, потом обе станции пропали.