Пэн продолжал закармливать ее до тех пор, пока она не запротестовала, со смехом уверяя, что больше уже ни кусочка не влезет. Он улыбнулся и, кивнув, положил угощение обратно на поднос.

– Ты отлично справилась, – похвалил он ее, как ребенка.

Эвелин смущенно покачала головой. Кто-то дотронулся до ее руки, и, повернувшись, она увидела, что сзади стоят ее мать и леди Джервилл, а с ними Рунильда, Ганнора и Сэли.

– Пора в постель.

От слов матери улыбка в мгновение ока исчезла с лица Эвелин, и она судорожно сглотнула. В течение всей церемонии она была так занята то одной проблемой, то другой, что совершенно забыла про эту часть свадьбы. Чувствуя, как начинает гореть лицо, Эвелин отвела взгляд от Пэна и скрепя сердце встала, чтобы идти наверх.

Все дальнейшие приготовления прошли для нее как в тумане, с ощущением, будто идешь на собственное повешение, – зная, что будет плохо, но не в силах ничего исправить. Они все увидят ее голой… Для Эвелин это было самое ужасное.

– Дорогая, с тобой все в порядке? – послышался из-за окутавшей сознание плотной дымки обеспокоенный голос матери.

Зная, что не удастся вымолвить ни слова, Эвелин молча кивнула и, раздетая, скользнула под простыни, которые для нее приготовила леди Джервилл. Не успела она устроиться поудобнее, как через закрытую дверь послышались мужские голоса и смех, и Эвелин бессознательно прижала простыню к себе.

Дверь распахнулась, и в комнату весело ворвалась небольшая толпа. Пэн был в самой ее середине, уже полураздетый и окруженный несколькими парами рук, снимавшими с него оставшуюся одежду. Через несколько секунд простыню отодвинули, чтобы положить Пэна рядом. Ее тело было открыто совсем недолго, но Эвелин показалось, будто прошла целая вечность, она чуть заживо не сгорела от стыда, чувствуя на себе множество взглядов.

– О-о, да ты счастливчик! – воскликнул кто-то. – Она станет отличной подушкой для твоей рыцарской головы.

– И будет согревать тебя холодными зимними вечерами! – подхватил другой.

Когда Пэн улегся, Эвелин быстро притянула простыню обратно к шее. Всего пара мгновений – и комната опустела почти так же быстро, как и заполнилась. Женщины вышли следом за мужчинами, оставляя молодоженов наедине, но Эвелин даже не заметила, как это произошло. Она пребывала в прострации, поражаясь тому, что не раздалось ни одной грубой шутки относительно ее полноты. Наоборот, слова друзей прозвучали как искренние поздравления человеку, завоевавшему какую-то ценную награду. Эвелин радовалась, пока в голове у нее не промелькнула мысль, что, возможно, ее кузены были не единственными, кого Пэн заставил укоротить языки.

– Жена?

Эвелин отрешенно взглянула на Пэна. По всей видимости, она слишком увлеклась переживаниями. Наконец она вспомнила, что должно произойти. Эвелин хотела сглотнуть, но во рту пересохло; кроме того, опять появились проблемы с дыханием, хотя в данный момент на ней совершенно точно не было никакой обвязки.

Леди Стротон, как это и положено заботливой матери, заранее подробно объяснила ей все, что касалось этой ночи. Рассказ показался Эвелин не очень привлекательным, однако мама поспешила успокоить ее, что, мол, ничего страшного. Эвелин с недоверием вспомнила эти слова в ту секунду, когда муж придвинулся к ее съежившейся фигурке. Однако все мысли до одной вылетели из головы при поцелуе… Эвелин замерла, плотно сжав губы и не давая прохода странно двигавшемуся рту Пэна. Она решила немного поразмыслить над тем, нравится ли ей такая ласка, но принять должное решение не успела – его рука почему-то оказалась на ее груди. Почувствовав через простыню это странное прикосновение, Эвелин открыла было рот, дабы выказать протест, но неожиданно все пространство оказалось заполнено… вне всяких сомнений, это был его язык, только что ему понадобилось у нее во рту?.. Возможно, таким образом Пэн хотел проверить, все ли зубы на месте?

Эвелин ощутила довольно-таки приятный вкус вина, которое он пил за ужином, и решила спокойно подождать, пока не закончится исследование. Хоть этим она могла его порадовать, ведь у нее действительно нет проблем с зубами. Но осмотр почему-то затянулся и начал постепенно пробуждать в ней какие-то непонятные чувства… Эвелин овладело непреодолимое желание присосаться к его языку и, может быть, в свою очередь, начать изучение его зубов. Она осторожно скользнула языком вперед и для пробы сначала сделала им небольшой кружок во рту Пэна.

В ту же секунду его язык начал своеобразную борьбу. Окунувшись в новый бурный поток чувств и эмоций, вызванный этим столкновением, Эвелин не заметила, как Пэн стал стягивать простыню с ее груди все ниже и ниже… Она быстро попыталась ухватиться за краешек, но было уже слишком поздно. Конечно, думала она, совсем не нужно стыдиться быть голой в постели с мужем – в конце концов, он же видел ее, когда откинули простыню, чтобы положить его рядом. Но, с другой стороны, все произошло за пару крошечных мгновений, он ведь не успел много увидеть?.. Это никак не входило в ее планы!

Лишь только Эвелин пришла к такому выводу, как Пэн оторвался от ее губ. Сейчас ему захочется взглянуть на ее грудь… Жутко стыдясь своих размеров, Эвелин немедленно обхватила руками его шею и притянула к себе, целуя с не выраженной в первый раз искренностью, присасываясь к его языку, как хотела вначале… Все, что угодно, любые средства – лишь бы отвлечь от груди, ловко раскрытой его умелыми руками.

Эвелин почувствовала, что Пэн удивлен ее агрессивным поведением, однако его реакцией, чему она тоже в свою очередь поразилась, стал встречный, еще более страстный поцелуй. Рука снова оказалась на ее груди, только в этот раз Эвелин уже не замерла испуганно, а, наоборот, прогнулась, следуя приказам собственного тела. Действия Пэна оказывали необъяснимый, первобытный эффект: соски вдруг затвердели, стали очень чувствительными к ласкам и легкому пощипыванию – такого ей в жизни еще не приходилось испытывать… Она никогда и не думала, что возможны столь приятные ощущения! Эвелин всерьез полагала, что грудь – всего лишь данность от Бога, чтобы кормить младенца, но, как оказалось, прикосновение к груди может повлечь за собой невероятное удовольствие.

Через несколько секунд, в течение которых все тело Эвелин превратилось в сплошной комок блаженства, Пэн снова попытался прервать поцелуй. Поглощенная созданной им эйфорией, Эвелин почти позволила ему это, но страх не дал ей расслабиться. Безумно боясь, что он останется недоволен ее обширными формами и навсегда уйдет, она скрепила руки вокруг его шеи. Пэн сначала замер, но потом снова начал ласкать и целовать, очевидно, соглашаясь на небольшое продолжение.

Однако Эвелин понимала, что не сможет больше тянуть время. И тут ей в голову пришла гениальная идея потушить свет. Ну конечно! Если Пэн не увидит ее, то и не будет испытывать отвращения. Освободив одну руку, она на ощупь потянулась к комоду в изголовье кровати, куда леди Марджери поставила свечу.

Не найдя ее с первого раза, Эвелин настолько втянулась в слепые поиски, что не заметила, как рука мужа медленно переместилась вниз, к внутренней стороне ее бедер, и пальцы прижались к нежной области меж ее ног. Она вздрогнула, издав протяжный стон, – все удовольствие, которое он до сих пор пробуждал в ней, неожиданно сосредоточилось именно там. Ее рука быстрее, неистовее задвигалась по комоду, пока не нащупала и не толкнула подсвечник… слишком резко. Послышался глухой стук, не предвещавший ничего хорошего.