как Аболи, ибо он был их вождем.

Они шли вперед, их голоса сливались с его голосом в богатой, звучной гармонии, которая провозглашала их доблесть, их товарищество и их готовность умереть за свое дело. Все остальные члены экипажа смотрели на это с отвисшей челюстью, потому что они никогда не видели Амадоду такой, во всей ее красе. Мужчины двинулись вперед, пока не оказались всего в нескольких шагах от Джудит и Хэла, и их песни, топот ног, ворчание и идеально скоординированные движения слились воедино, что было отчасти танцем, отчасти военной подготовкой, а отчасти чистым торжеством радости и гордости быть настоящим воином.

Их песня закончилась, и все вокруг разразились аплодисментами, не больше Юдифь, потому что она тоже была дочерью Африки, и хотя слова, которые они пели, были ей незнакомы, она полностью понимала дух, в котором они пели. Затем Аболи шагнул к ней. С придворным достоинством он снял головной убор и положил его на палубу рядом с собой. Затем он опустился на одно колено, взял правую руку Юдифь в свою, наклонил голову и поцеловал ее.

Это была дань прирожденного аристократа своей королеве. Джудит была почти ошеломлена великолепием его жеста, и когда он снова поднялся на ноги, она взяла его за руку и сказала: "Спасибо, Аболи. Благодарю вас от всего сердца, - ибо она знала, что он дал ей клятву и что она может рассчитывать на него, безусловно, всегда.

Следующим Хэл взял Аболи за руку. - Спасибо тебе, старый друг. Это было великолепно.’

Аболи улыбнулся: ‘Я принц племени Амадода. А что еще это может быть?’

И вот началось празднество. Когда утро сменилось днем, а день - вечером, еда была съедена, а питье выпито, музыканты команды достали свои скрипки, трубы и барабаны, и началось пение и танцы. Юдифь позволила Хэлу вывести ее на палубу, и они импровизировали комбинацию барабана и джиги, которая, казалось, вполне соответствовала морским мелодиям группы. Некоторые из местных поваров и служанок также оказались вынужденными танцевать, хотя Хэл очень ясно дал понять, что никаких вольностей не должно быть и что любой мужчина, оказавшийся насильником женщины, может рассчитывать на вкус плети. Наконец, когда солнце зашло, Хэл встал на ступеньках, ведущих на кормовую палубу, посмотрел на гуляющих и призвал их к тишине.

- Ладно, вы, пьяные негодяи’ - крикнул он, хотя и сам был не совсем трезв, - я должен сказать вам всем несколько слов.’

Его приветствовали ободряющие крики и несколько добродушных свистков. - Итак, мое настоящее, официальное имя - Сэр Генри Кортни.’

- Все в порядке, капитан, мы знаем, кто ты такой!

- Хорошо, потому что есть причина, по которой я это сказал, и она скоро станет ясной. Но прежде позвольте мне сказать следующее:- Завтра мы отплываем в Англию!’

Огромный рев одобрения поднялся среди англосаксонского контингента экипажа. ‘Конечно, - продолжал Хэл, - те члены команды корабля, чья родина находится здесь, в Африке, смогут свободно вернуться домой. Но не раньше, чем мы выполним последнее задание.

‘Как многие из вас знают, мой отец, сэр Фрэнсис Кортни, с помощью многих из вас здесь захватил много кораблей, плававших под голландскими и другими флагами ...

- Проклятые сырные головы! - крикнул кто-то, к великому одобрению его товарищей.

- ... и из этих призов он взял очень большое количество золота, серебра и других ценных вещей. Мы собираемся пойти и вернуть это сокровище, и все вы – все до единого - получите свою долю, честно и справедливо, в соответствии с его выслугой лет и старшинством. И я могу обещать ... - Хэлу пришлось повысить голос, чтобы перекричать радостные возгласы и возбужденную болтовню,- что ни один мужчина из вас не уйдет с менее чем пятьюдесятью фунтами, по крайней мере!’

Хэл ухмыльнулся, услышав радостные возгласы, вызванные его обещанием, и снова поднял руку, призывая к тишине. - ‘Вы все полностью заслужили свою награду. Никто не может желать лучшего, более храброго, более преданного экипажа, чем вы были для меня. Вы уже сто раз доказали свою состоятельность как моряки и бойцы. Вы дали мне клятву верности, и теперь я даю эту клятву вам. Я собираюсь отвести вас домой и дать вам тебе все, что нужно, чтобы вести там прекрасную жизнь. Но сначала, господа, я хочу предложить тост. Не могли бы вы поднять бокалы за женщину, которую я увезу домой, чтобы она стала моей женой, моей любимой Юдифь. Мужчины, даю вам слово - будущая леди Кортни!’

Когда тост был выпит, а также еще несколько предложений от разных членов экипажа, Хэл и Юдифь наконец смогли удалиться вместе в его каюту. Будучи творением богатого аристократа, «Золотая ветвь» не испытывала недостатка в удобствах для жизни. Во всем Королевском флоте не было ни одного линкора, где было бы так удобно, как в каюте капитана "Ветви". Изящно украшенный резьбой письменный стол был идеальным местом для капитана, чтобы вести свой вахтенный журнал в актуальном состоянии, а изящных персидских ковров было достаточно, чтобы гости чувствовали себя не на нижней палубе океанского парусника, а в гостиной джентльменского загородного дома или лондонского дворца.

‘С тех пор как ты в последний раз плыла на "Ветви", я значительно улучшил наши спальные условия, - сказал Хэл, остановившись перед дверью своей каюты. - Это заняло корабельного плотника на целую неделю. А теперь закрой глаза ...

Юдифь сделала так, как ей было сказано, Когда Хэл открыл дверь каюты, а затем взял ее за руку и повел в свои личные владения. Она сделала еще несколько слепых шагов, пока он не сказал: - «А еще через мгновение ты можешь открыть глаза».

Перед ней висела спальная койка, но эта была вдвое шире обычной койки и висела на четырех крючках вместо обычных двух. Прозрачные белые газовые занавески были собраны вокруг веревок на каждом углу, а покрывало из шелкового дамаска, бледно-серый и серебристый узор которого мерцал в свете кормовых окон, лежало поверх простыней и подушек из тончайшего египетского хлопка.

- Хэл, здесь так красиво, - выдохнула Юдифь.

‘Я нашел белье на борту захваченного нами дау, - с усмешкой сказал Хэл. - Капитан сказал, что он направлялся в гарем Шейха. Я сказал ему, что нашел ему лучшее применение.’

- О, действительно?- поддразнила его Юдифь. ‘И что же конкретно