Либби оглядела элегантную гостиную, которая, как и спальня, была оформлена в приглушенных тонах и просто умоляла добавить в интерьер яркие цвета. Она не пришла в восторг от перспективы ужинать в одиночку, но это все же лучше, чем сидеть за столом вместе с неприятной теткой Рауля.

Она задалась вопросом: где он проведет вечер? С любовницей? С такой потрясающей внешностью синьор Кардуччи может позволить себе множество любовниц. Но Либби твердо решила, что его личная жизнь ее не касается. «Забудь о Рауле Кардуччи», — приказала она себе. Единственный человек, который имеет для нее значение, — это Джино, спящий в просторной и сухой детской. Она поступила правильно, привезя его в этот прекрасный дом. Успокоившись, Либби отправилась проведать мальчика.

На следующее утро «ламборгини» Рауля несся по дороге с такой скоростью, что поля и оливковые рощи мелькали за окном. Либби с трудом оторвала взгляд от загорелых мужских рук на руле, посмотрела на решительный профиль Рауля и вздохнула. Он не разговаривал с ней с тех пор, как она вышла из спальни и оделась для поездки в Рим. Но, хотя он и молчал, ему явно не понравился ее внешний вид.

Она долго раздумывала, что ей надеть. У нее не было подходящей одежды для деловых встреч. Поэтому Либби облачилась в джинсовую мини-юбку, легинсы, топ светло-вишневого и фиолетового цветов и розовые шлепанцы. Пытаясь выглядеть элегантнее, она завязала волосы на макушке фиолетовым платком.

Но в сравнении с великолепным темно-серым костюмом Рауля, его темно-синей шелковой рубашкой и серым галстуком она, наверное, смотрелась как чучело.

Порывшись в сумке, девушка достала упаковку жевательной резинки.

— Хочешь? — Она протянула жвачку Раулю.

— Ты любишь жвачку? — Выражение отвращения на его лице было почти комическим, но Либби покраснела, отчетливо осознавая зияющую пропасть, которая разделяла их миры. Едва ли гламурные женщины, с которыми общается Рауль, используют жевательную резинку.

— Я же не героин тебе предлагаю, — пробормотала она, убирая упаковку обратно в сумку. — Это всего лишь жевательная резинка без сахара. — Она покачала головой. — Ты когда-нибудь веселишься?

Рауль отвел глаза от дороги и наградил Либби язвительным взглядом:

— Если под «веселиться» ты имеешь в виду вопрос, одевался ли я когда-нибудь как цирковой клоун, то ответ будет отрицательным.

— Я одета не как цирковой клоун, — вспыхнула Либби. — Я просто люблю носить одежду ярких цветов.

— Я заметил, — сказал он сухо.

— Ну, это лучше, чем быть хрычом-консерватором. Бьюсь об заклад, ты даже спать ложишься в деловом костюме.

— Честно говоря, я всегда сплю голым.

— О! — Либби шумно вздохнула, пытаясь замаскировать смущение и сильно краснея, поскольку вообразила Рауля на атласных простынях.

«Давненько я не видел краснеющую женщину», — размышлял Рауль, потом напомнил себе, что Либби только притворяется невинной.

— У меня есть ощущение, что я пожалею, если спрошу, кто такой хрыч-консерватор, — пробормотал он.

— Ну, например, мой старый школьный учитель, — ответила она не колеблясь. — Лицемерный помпезный пуританин.

— Ты его не любила, как я понимаю? — тихо спросил Рауль, нахмурившись.

Ему не понравилось, что Либби сравнивает его со своим бывшим учителем. Но почему его беспокоит, что она думает о нем? Вчера вечером она, судя по всему, не считала его лицемерным помпезным пуританином, когда с таким энтузиазмом ответила на поцелуй.

— Мистер Миллс не любил меня, — прервала Либби размышления Рауля. — Он обвинял меня в бунтарстве и говорил, что я не сдам ни один экзамен. Но я доказала, что он не прав, — удовлетворенно произнесла она. — Я сдала экзамен по живописи.

— Только по живописи? — удивленно спросил Рауль, окончивший одну из лучших частных школ Рима и получивший степень магистра в области бизнеса в Гарварде.

Он не мог скрыть своего шока по поводу того, что у Либби такое скудное образование. Как она будет участвовать в управлении компанией «Кардуччи косметикс», годовой оборот которой составляет семь миллиардов фунтов стерлингов?

— Я думал, что ты получила образование на Ибице. Ведь ты говорила, что жила там. У твоих родителей имелась собственность на острове? — поинтересовался он.

— Нет. — Либби помедлила, потом решила, что нет никаких причин держать свое прошлое в секрете. — Меня воспитывала мама. Папы нет, и я даже не знаю, кто он такой. Он отказался от мамы, лишь только она забеременела. Маме было семнадцать лет, когда я родилась, и у нее имелись проблемы.

Она не стала уточнять, что Лиз несколько лет принимала наркотики и самые первые годы жизни Либби оказались очень тяжелыми.

— Социальные службы в конце концов передали меня на воспитание приемным родителям, а мама устраивала свою жизнь. — Ее голос слегка дрогнул. — Мои приемные родители оказались хорошими людьми, но они заботились еще о семерых детях, и жизнь с ними была довольно беспокойной. Я ужасно скучала по маме и была рада, когда мне снова позволили жить с ней. Именно тогда она отвезла меня на Ибицу, где мы поселились в коммуне художников и свободных мыслителей.

«Говорим „свободные мыслители“, подразумеваем „хиппи“», — насмешливо подумал Рауль. Либби получила явно нетрадиционное воспитание от матери-одиночки, а теперь сама стала одинокой матерью. Он надеялся, что она не питает надежду поселить Джино в коммуне. Сын Пьетро должен жить на вилле «Джульетта». Замечательно, что отец потребовал, чтобы ребенок вырос там, где он будет в безопасности.

Еще одна мысль пришла ему в голову. Если он женится на Либби, то сможет усыновить Джино.

— Итак, долго ли вы прожили в коммуне?

— Семь лет. Мы вернулись в Англию, когда мне было четырнадцать, — объяснила Либби. — Меня какое-то время обучал один из членов общины, который являлся учителем, но когда я пошла в среднюю школу в Лондоне, то быстро поняла, что имею большие пробелы в знаниях. На Ибице мне позволили одичать, — призналась она. — Я не привыкла к школе и ненавидела уроки и школьную форму. Мне нравились только занятия живописью.

Теперь, став взрослой, Либби горько жалела о том, что не получила хорошего образования. Она обожала свою мать, но знала, что Лиз была человеком безответственным и оказалась не в состоянии обеспечить дочери будущее.

Но Либби все равно предпочла жить с матерью. Именно поэтому она старалась удержать рядом с собой Джино. Задумавшись, она пропустила мимо ушей слова Рауля.

— Ты считаешь, что тебе удастся играть активную роль в управлении «Кардуччи косметикс» после того, как ты призналась, что не имеешь опыта ведения бизнеса? — нетерпеливо повторил он. — Пьетро, должно быть, сошел с ума, закрепляя за тобой контроль над акциями Джино. Танцовщица в ночном клубе с навыками художника… — Рауль умолк и что-то проворчал по-итальянски.

Либби догадалась, что он отпустил нелестное замечание в ее адрес.