Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда Саше становилось страшно — такой она была светящейся. Как звездочка. От чего?
— От счастья, глупый, от счастья! — Леночка трепала его за чуб и смеялась.
Неправда! Она всегда такой была. Как светлячок! Чистый, ясный светлячок. Даже в детстве. Однажды Сашина бабушка случайно обронила — а Сашка совсем маленький был, а запомнил — «Такие долго не живут!» Он не знал еще тогда, как это для него важно, а запомнил.
Словно стремясь уберечь от жестокого мира, он обнимал ее внезапно, а к горлу подступали слезы.
— Ты чего? — говорила Леночка.
— Да так, взгрустнулось…, — шутил он.
Она была ранима и часто, отравленная пошлым словом, пряталась на его груди. Он ничего не говорил. Он гладил ее по голове. Она успокаивалась и снова глаза лучились яркими звездами.
— Ты, как вода! Кузя смешной мой! Я искупаюсь и снова чистая…
— Ты и так чистая.
— Нет, душа тоже пачкается, — убежденно говорила она. — Ты не поверишь, но я многое знаю про жизнь!
— Откуда?
— Не знаю! Например, что людям с незапятнанной душой легче жить, радостнее, что ли…
— А надо, чтобы радостно было?
— А как же? — удивлялась она. — Я сознательно ищу радость. Это моя религия! Я люблю ощущение полноты жизни, словно летишь и дышишь-дышишь — не можешь надышаться. Может быть, я просто люблю жизнь? Может быть…
Сидя на пустынной крыше, Саша вспоминал. Неправда, что мужчины не плачут. Они плачут, только чаще — беззвучно, так сейчас Саша и плакал. Впервые после ее смерти. Это боль выходила — застарелая, как засохшая лепешка. Крошилась в мелкие ломти и выходила горячими слезами. Пустынная крыша никак не отзывалась.
Прошлым летом они с Леночкой разбились на мотоцикле. Вот он выжил, а она… Мир опустел для Саши Кузьмичева, он сузился до размеров лаборатории. Все свое свободное время он проводил там.
Вскоре в доме Сажиных погал свет, Саша подождал еще немного. Тихо. И отправился домой.
Поезд остановился на станции Африканда.
— Откуда у заполярной деревушки такое странное название? — спросил Станислав Громов, ни к кому не адресуясь.
— Я слышал, что первые поселенцы здесь сильно замерзли, — ответил пассажир с нижней полки, которого Стас еще не видел, так как проспал весь вчерашний день.
Второй день Стас слушал ритмичный стук колес, который так или иначе привел все мысли в порядок. Слишком много загадок появилось в последнее время, и все ниточки тянулись к дому Сажиных. Даже сама командировка! В чем тут дело? Что-то происходит, но что? Стас решил подождать, а время все прояснит. Громов был благоразумен, и с этим ничего не поделаешь. Он успокоился, но заснуть не мог. Вероятно, он переспал накануне. Пришло время ночного покоя, но непривычный свет не давал уснуть.
На нижней полке крепко спали две девочки, которые вместе с родителями возвращались из отпуска. Они были мурманчанками, и потому пылавшее ночью дневное светило их нисколечко не смущало. Стас засыпал и снова просыпался, удивленный низким, бьющим в глаза солнцем. Наконец, он очнулся от тихого шепота.
— Мам! А мам! Бывают тамбовские волки? — спрашивала пятилетняя Алена.
— Бывают…, — рассеянно отвечала мама, — спи еще.
— Бедные они, бедные, — пожалела тамбовских волков девочка.
— Почему бедные? — рассмеялась женщина.
— Ну, как же? Им же грустно по ночам, — вздохнула Алена.
Стас посмотрел вниз и увидел на столике коробку из-под шоколадных конфет «Тамбовский волк», где одинокий волк стоял, подняв голову, на фоне темно-синей степи. Надо ж придумать такое название для конфет!
— Вы что же, из Тамбова едете? — спросил Стас, спрыгивая с полки.
— Мы к бабушке ездили! — обрадовалась девочка.
— Тихо! — одернула ее мать.
— А живете в Мурманске?
— Мы там не живем, мы там служим! — восторженно крикнула Алена.
— Помолчи немного, — оборвал девочку строгий мужчина. — Я там служу, я — подводник.
— О-о! — протянул Стас. — Это ведь особой закалки люди, на вас смотрят, как на героев.
— Ну, не скажите, — обрадовался моряк мужскому разговору, — но выдержка подводнику необходима. В морях разное бывает, особенно, когда подо льдом идешь. А я в связи с выдержкой вспомнил один смешной случай. Проходил я переосвидетельствование. Врач как ударит по спине. Довольно ощутимо. Я молчу. Тогда он берет иглу и начинает меня колоть. Я молчу. Он сильнее. Я молчу. Он задумался и говорит: «Да-а, плохо дело!» «Почему?» — спрашиваю. «Ну, вы ж совсем не чувствуете боли!» «Почему, — говорю, — не чувствую? Я терплю!»
Мужчины тихонько рассмеялись, и в разговор тут же встряла еще одна девочка, видимо, папина любимица, маленькая Дашутка:
— Папа наш в море ходит и привозит оттуда страшных-страшных крабов, — говорит она, делая большие глаза.
— Правда, что ли, Игорь?
— Вот предательница! — смеется Игорь. — Такое редко бывает. Отлов же запрещен. И не в походе, конечно, крабов ловим, а на берегу, на отдыхе.
— Вот интересно, никогда не видел, как это делается, — сказал Стас.
— Краболовки опускают на глубину, потом достают. Это сетки такие. А то и водолаз ходит по дну, собирает.
— Прямо собирает? — восхитился Стас.
— Да, он ходит с корзинкой и крабов туда складывает, как грибы, — выпалила вездесущая Алена.
Стас взял полотенце и отправился в туалет. Хорошо ехать в июньскую пору в Мурманск, в вагоне пусто совсем, все в обратную сторону торопятся. Север живет по своим сезонным законам. Половина его населения летом уезжает в среднюю полосу или на юг — на материк, как здесь говорят. И если ребенок заболел, врач обязательно спросит: «Летом выезжали?» — и все знают, что он имеет в виду. Потому что если ребенка не вывезти на летнее солнышко, он не получит витамина Д — на севере хоть и светит солнышко круглые сутки, землю прогреть оно не может.
— А вы с какой целью в наши края? — спросил Игорь сияющего после утреннего умывания Стаса.
— Меня интересует брусника.
— Наверное, о поставках хотите договориться?
— Нет, растение заинтересовало нас не как сырье, а как предмет научного эксперимента.
— Вы ученый биолог? — удивился в свою очередь Игорь.
— Я старший научный сотрудник института микробиологии, если сокращенно. Мы создаем лекарства, — просто ответил Стас.
— Вы из брусники таблетки будете делать? — встряла в разговор Алена. — Они будут вкусные?
— Это не совсем точно, — засмеялся Стас ее непосредственности. — Мы создаем лекарства, которые меняют среду в человеческом организме, человек начинает сам выздоравливать.