— Неужто мы не заслуживаем ни капельки уважения? — Анжела взяла нож для резки зелени и принялась мельчить пучок петрушки с дробным стуком, точно пулемет. — Я сама виновата. Надо было с ним построже. Хотя на самом деле это все от вашего папаши. Он подавал пример. За всю жизнь не слыхала от него ни слова благодарности…

Джейн посмотрела на Габриэля — он, улучив минуту, решил тактично выйти из кухни.

— М-м-м… мам! Папа что, трепал тебе нервы?

Анжела, с зависшим над искромсанной петрушкой ножом в руке, глянула через плечо на Джейн.

— Не нужно тебе этого знать.

— Нужно.

— Не желаю обсуждать эту тему, Дженни. Да ни за что. По-моему, любой отец заслуживает уважения своих детей, что бы он там ни вытворял.

— Значит, он все же что-то там вытворял.

— Еще раз говорю, я не желаю обсуждать эту тему. — Анжела сгребла нашинкованную петрушку в кучку и высыпала в миску с ньокки. Потом, громко топая, подошла к двери и возвестила во весь голос, чтобы перекричать телевизор: — Обед готов! Садитесь!

Однако, невзирая на команду Анжелы, прошла не одна минута, прежде чем Фрэнк Риццоли и двое его отпрысков наконец оторвались от телевизора. Закончился очередной тайм, и в перерыве началось представление с длинноногими девочками в коротких юбчонках с блестками. Мужская половина семейства Риццоли, все трое, так и прилипли к экрану. Только Габриэль встал, чтобы помочь Джейн и Анжеле перенести блюда с кушаньями в столовую. Хотя он не вымолвил ни слова, Джейн все прочла по его глазам.

«С каких это пор рождественский стол превратился в поле брани?» Анжела с шумом водрузила на стол миску с жареным картофелем, прошла в гостиную и схватила пульт. Одним щелчком выключила телевизор.

— Ну, мам! — рявкнул Фрэнки. — Ведь у них будет Джессика Симпсон через десять… — Посмотрев Анжеле в лицо, он мигом прикусил язык.

Майк первым вскочил с дивана. И, ни слова не говоря, покорно прошмыгнул в столовую, а следом за ним угрюмо поплелись его братец Фрэнки и Фрэнк-старший.

Стол был накрыт великолепно. В хрустальных подсвечниках мерцали свечи. Анжела достала голубую с позолотой китайскую фарфоровую посуду, постелила льняную скатерть, поставила новехонькие бокалы для вина, только что купленные в фирменном магазине «Данск». Анжела села и оглядела стол — но не с гордостью, а скорее с досадой.

— Все просто восхитительно, госпожа Риццоли, — похвалил Габриэль.

— Ну, спасибо тебе. Знаю, ты понимаешь, сколько нужно было трудов, чтобы состряпать все это. Ведь ты и сам умеешь готовить.

— Ну, просто у меня не было выбора. Ведь я столько лет промыкался один-одинешенек. — Он прикоснулся под столом к руке Джейн и крепко сжал ее. — А потом мне повезло — я встретил девушку, которая умеет готовить. — «Когда у нее доходят до этого руки», — следовало бы ему прибавить.

— Я научила Джейн всему, что умею.

— Мам, передай ягненка! — попросил Фрэнки.

— Что, прости?

— Ягненка.

— А как насчет «пожалуйста»? Не передам, пока не услышу волшебного слова.

Отец Джейн вздохнул:

— Фу-ты ну-ты, Анжи! Рождество ведь. Просто накорми мальчика — и все.

— Я кормлю этого мальчика уже целых тридцать шесть лет. И он не помрет с голода, оттого что я прошу его быть полюбезнее.

— Гм… мам, — рискнул попросить Майк. — Не могла бы ты, э-э, пожалуйста, передать картошечки? — И он тут же еще раз кротко прибавил: — Пожалуйста!

— Конечно, Майки. — Анжела пододвинула к нему миску с картошкой.

Некоторое время за столом царила тишина. Было слышно только, как усердно работают челюсти да столовое серебро постукивает о фарфоровую китайскую посуду. Джейн посмотрела на отца, сидевшего на одном конце стола, потом на мать — она сидела на другом конце. Родители же друг на друга не глядели вовсе; им вообще было впору разойтись по разным комнатам — до того стали они далеки. Джейн нечасто наблюдала за своими родителями, но сейчас она почувствовала, что это необходимо, однако то, что она увидела, не очень-то ее обрадовало. И когда только они успели состариться? Когда начали блекнуть мамины глаза, когда папа растерял свою шевелюру, от которой осталось одно лишь название?

Когда они возненавидели друг друга?

— А ну-ка, Джени, расскажи нам, что заставило тебя вкалывать всю прошлую ночь напролет? — попросил папа, поглядывая на дочь. И при этом упорно стараясь не смотреть на Анжелу.

— Гм, да кому это интересно, папа!

— Мне, — вставил Фрэнки.

— Сегодня же Рождество. Думаю, вряд ли…

— Так кого там у вас укокошили?

Джейн поглядела через стол на старшего брата.

— Одну девицу. Не самая приятная история.

— А мне это совсем не противно, — сказал Фрэнки, отправляя в рот кусок розовой ягнятины.

Надо же, старший сержант Фрэнки бросает ей вызов!

— Эта история будет противна. Противнее некуда.

— Девушка была симпатичная?

— Тебе-то что?

— Просто интересно.

— Дурацкий вопрос.

— Почему же? Если она была симпатюлька, легче понять мотив того парня.

— Который ее убил? Боже мой, Фрэнки!

— Джейн, — одернул ее отец, — сегодня же Рождество.

— Но ведь Джейн права, — огрызнулась Анжела.

Фрэнк с изумлением уставился на жену.

— Твоя дочь разводит ругань за праздничным столом, и ты еще на меня нападешь!

— А ты считаешь, убивают только красоток?

— Мам, я же этого не говорил, — сказал Фрэнки.

— Да, не говорил, — подтвердил отец.

— Зато подумал. Вы оба подумали. Внимания, мол, достойны только красавицы. Любить или убивать женщин интересно, только если они хорошенькие.

— Ну пожалуйста!

— Да что «пожалуйста», Фрэнк? Сам знаешь, так оно и есть. Погляди на себя.

Джейн с братьями посмотрели на отца.

— А зачем на него глядеть? — удивился Майк.

— Анжела, — сказал Фрэнк, — сегодня же Рождество.

— Да, знаю! — Анжела вскочила с места и всхлипнула. — Знаю. — И направилась из столовой в кухню.

Джейн взглянула на отца.

— Что тут происходит?

Фрэнк пожал плечами.

— Сложный возраст для женщины. Жизнь меняется.

— Дело не только в этом! Я хочу узнать, что случилось. — Джейн встала из-за стола и следом за матерью вышла в кухню.

— Мам!

Анжела сделала вид, будто не слышит. Она стояла спиной к дочери и взбивала сливки в кастрюльке-нержавейке. Миксер позвякивал о стенки кастрюльки, разбрызгивая по столу белые жирные капли.