Сундук мне предстояло взять с собой в дорогу. В мешке же оказалось коричневое платье, более или менее моего размера, а также плащ, ботинки и черные шелковые чулки, и в довершение всего там была куча настоящего дамского белья.

Мистер Иббз развязал мешок, глянул внутрь и увидел белье, после этого отошел и сел в дальнем углу кухни, где у него лежал старый индийский замок, который он любил разбирать, чистить и собирать на досуге. Джона он подозвал к себе и велел ему держать винты. Джентльмен же, напротив, смело вынул из мешка одну вещицу, потом другую и все аккуратно разложил на столе. Придвинул поближе кухонный стул.

— А теперь, Сью, — сказал он, — представим, что этот стул — мисс Лилли. Как ты ее будешь одевать? Для начала — чулки и панталоны.

— Панталоны? — переспросила я. — Уж не хотите ли вы сказать, что она голая?

Неженка прыснула в ладошку. Она сидела у ног миссис Саксби, которая заново завивала ей волосы.

— Голая? — промолвил Джентльмен. — Конечно. Как рыба. А чего ты хотела? Ведь она должна снять с себя одежду, когда та станет несвежей или когда идет купаться. А твое дело — забирать у нее грязное белье. А также подавать ей чистое.

Мне это раньше и в голову не приходило. И я представила, что вот я стою и протягиваю панталоны какой-то незнакомой голой девушке. Одна такая голая девушка как-то пробегала по Лэнт-стрит, визжа как резаная, а за ней — полицейский и сестра-сиделка. Что, если мисс Лилли так же заверещит, и что мне тогда — ловить ее? Я покраснела, и Джентльмен это заметил.

— Да ладно, — сказал он, еле сдерживая улыбку,— неужто ты такая брезгливая?

Я покачала головой: нет-нет. Он взял со стола пару чулок и панталоны и повесил их на спинку стула.

— Что теперь? — спросил он, обращаясь ко мне.

Я пожала плечами:

— Ну, наверно, рубаху.

— Не рубаху, а сорочку, — поправил он. — И не забудь, перед тем как подать, ее нужно сначала согреть.

Он поднял сорочку и поднес к очагу. Потом аккуратно повесил на спинку стула поверх панталон — как будто стул надел ее на себя.

— А теперь — корсет, — сказал он. — Она ждет, чтобы ты затянула на ней корсет. Давай посмотрим, как у тебя получится.

Он обернул корсет вокруг сорочки, шнуровкой назад, и, надавив коленом, придерживал стул, пока я стягивала шнурки и завязывала бантик. От натуги на пальцах у меня появились красные полосы — точно ожгли хлыстом.

— Почему она не носит корсет с завязками спереди, как нормальные девушки? — полюбопытствовала Неженка.

— Потому что тогда, — отвечал Джентльмен, — ей не понадобится горничная. А если ей не понадобится горничная, как еще она узнает, что она леди? Ясно? — И подмигнул.

За корсетом последовал лиф, потом манишка. Потом кринолин из девяти обручей, потом нижние юбки, на этот раз из шелка. Джентльмен и Неженка сбегали наверх за флакончиком духов, которые берегла миссис Саксби, и он велел мне побрызгать духами там, где из оборок сорочки торчала деревяшка стула, — там, сказал он, будет шея мисс Лилли.

И все это время я должна была говорить:

— Не соблаговолите ли вы поднять руки, мисс, я поправлю эту оборочку?

Или:

— Как вы желаете, мисс, распушить или оставить в складочку?

Или еще:

— Я начинаю, мисс? Как, потуже? Не желаете ли еще потуже? Ой, простите, пожалуйста, я вас, кажется, случайно щипнула.

В конце концов после всей этой жуткой возни я вся взмокла. А перед нами сидела мисс Лилли, в туго затянутом корсете, нижние юбки пышной волной ниспадали до пола, и пахла она что твоя роза, только на шее и на плечах было пустовато.

Джон сказал:

— Неразговорчивая она у вас.

Все это время он украдкой поглядывал на нас из дальнего угла, пока мистер Иббз смазывал свой хитроумный замок.

— Она истинная леди, — сказал Джентльмен, поглаживая бороду, — потому и застенчива. Но ничего, мы с помощью Сью ее расшевелим. Правда, дорогая?

Он присел на корточки рядом со стулом и огладил пышные складки юбки, потом запустил руку под шелк, подбираясь к нижним слоям. Рука его двигалась так ловко, что мне показалось, он демонстрирует отработанный прием, и по мере того как рука его забирала все выше, лицо его розовело, шелк сухо потрескивал, кринолин колыхался... стул слегка покачнулся, и ножки его тихонько скрипнули. Потом наступила тишина.

— Ах ты, стервочка, — пропел он нежным голосом.

И вынул руку из-под вороха одежды — в пальцах его зажат был чулок. Добычу он протянул мне и сказал, зевая:

— А теперь можно и на боковую.

Джон все так же молча поглядывал на нас, лишь время от времени щурился и покачивал ногой, как будто его все происходящее нимало не интересовало. Неженка сонно потянулась, новая прическа была почти готова, от свежезакрученных кудряшек приятно пахло леденцами.

Я развязала ленты на манишках, потом ослабила шнурки на корсете и сделала его посвободнее.

— Не соблаговолите ли поднять ножку, госпожа, чтобы я могла это с вас снять?.. Не могли бы вы на минуточку задержать дыхание, госпожа? Тогда легче снимется.

...Он заставил меня работать еще час-полтора. Потом нагрел докрасна утюг и подошел с ним к Неженке.

— Плюнь-ка на утюг, — попросил он.

Так она и сделала, плевок зашипел, и тогда он взял сигарету и зажег ее, прижав к раскаленному металлу. Потом, пока он стоял и курил, миссис Саксби, которая когда-то давным-давно, еще до того как начала выхаживать младенцев, работала в прачечной, показала мне, как правильно утюжить и складывать дамское белье, ну и, само собой, на это ушел еще час.

Джентльмен послал меня наверх — примерить платье, которое раздобыл для меня Фил. Платье было довольно простое, коричневое, почти под цвет моих волос, а надо сказать, стены у нас в кухне тоже были коричневые, так что, когда я снова сошла вниз, меня было почти не видно на фоне стены — хорошо замаскировалась. По мне, куда лучше бы синее платье или, на худой конец, фиолетовое, но Джентльмен сказал, что в коричневом обычно ходят или шпионки, или служанки, а раз я еду в «Терновник» попробовать себя сразу в обеих ролях, то, стало быть, это платье как раз для меня.

Мы посмеялись над этими его словами, а потом, после того как я походила по комнате, чтобы привыкнуть к новой юбке (она была узкая), а также чтобы Неженка посмотрела, не нужно ли где чуточку обузить или расставить, он стал учить меня делать реверанс. Это оказалось гораздо труднее, чем я думала. Можно, конечно, много чего сказать о том образе жизни, что я вела прежде, но это была жизнь без хозяев. Я никогда никому не делала реверансов. А теперь Джентльмен заставлял меня приседать сто раз подряд — под конец меня аж замутило. Он сказал, что для горничной присесть в реверансе — раз чихнуть, так что если я освою эту науку, то разучиться уже не смогу, и тут он, как ни странно, оказался прав: я действительно не разучилась и даже сейчас могу сделать правильный реверанс. Или могла бы, при желании.