всё равно на твою жизнь, которую ты тратишь впустую. Я хочу тебе помочь, понимаешь? Астма стремительно развивается, лекарство новое, оно не обладает чудодейственными свойствами и не поможет тебе, даже если ты будешь его использовать длительный период времени.

— А что мне ещё остается, Гловер? — вздохнул Йоханесс, впервые за всё это время став серьёзным взрослым человеком. — Ты знаешь, что это мой порок, мое блядское проклятие.

— Не говори так. Не говори так хотя бы потому, что у меня появилась одна идея.

Томсон оглянулся вокруг, поднялся на ноги, проверил, закрыта ли дверь, прикрыл занавески от раздражающего солнечного света и вновь вернулся на свое место. Всем своим поведением мужчина выдавал беспокойство и даже какого-то рода панику. Он словно бы скрывал какой-то секрет, которым прямо сейчас собирался поделиться, что могло разрушить и спасти далеко не одну жизнь.

— Ты словно собрался посвятить меня в какую-то свою страшную тайну, — рассмеялся Йоханесс, попытавшись скрыть тревогу в своем голосе.

— Йенс, отнесись к этому серьёзно, — тихо отозвался Гловер. — Помнишь, я водил тебя в бар, где ты флиртовал с певичкой в красном платье? А еще я познакомил тебя с некоторыми весьма уважаемыми в этом городе людьми.

Ольсен тут же напрягся, когда воспоминания о прошлом заполонили разум. Перед глазами невольно появился образ прихрамывающей женщины в дорогом платье.

— Да, я помню, как ты перед Анджеллой (или как там её?) на задних лапках танцевал, — ухмыльнулся Йоханесс, не желая показаться брату слишком сосредоточенным из-за упоминания той странной вечеринки.

— Прекрати, — вздохнул Томсон. — А помнишь ли ты Эрику Ричардсон?

Йенс нервно втянул ноздрями насквозь пропитанный запахом лекарств больничный воздух, не отрывая взгляда от кузена. Ольсен хотел соврать, что не помнил эту женщину, что ледяная бирюза не вцепилась в воспалённые мозги деревянной прищепкой, но губы не смогли произнести ни слова.

— Говорят, она может достать более мощное лекарство, — Гловер, казалось бы, не заметил сложное выражение лица, застывшее на лице кузена, и продолжил говорить, как ни в чём не бывало. — Оно, конечно, обойдётся дороже, но говорят, что всё, что покупается у «Нации розы», очень действенно и спасает жизнь человека если не моментально, то через несколько дней.

— Погоди, что? «Нация розы»? Это название секты что ли? Что за хуйня, — фыркнул Ольсен, постепенно приходя в себя. В конце концов, психическая болезнь Гловера была важнее имени чужой женщины — а вот братцу точно нужна была помощь, совсем на своей работе, видимо, крышей поехал.

— Нет. Йенс. Это не секта. Хуже, — на полном серьёзе произнёс Томсон.

— Что может быть хуже?

— Это название преступной группировки.

Йоханесс широко открыл глаза, с непониманием разглядывая брата. Ольсен прекрасно помнил, как искренне удивился тому, что среди предпринимателей затерялся такой красивый человек, на эту недосягаемую женщину смотрели с немым обожанием и скромным повиновением. Никто не смел похабно разглядывать её, как певичку, танцующую на сцене. На лицах было лишь уважение и совсем немного страха. Тогда Ольсен решил, что дело в Кристиане — всё же предприниматели часто бывают с придурью, а горстка монет может исполнить любое их желание, даже если это будет заказное убийство из ревности.

Но Ольсен и подумать не мог, что сама эта женщина может быть… связана с преступным миром. Йоханесс ничего не мыслил в устройстве мафии, но разве представительниц прекрасного пола посвящают в гангстеры? Разве этот прекрасный цветок с точеной фигуркой и нежной шеей мог быть гангстером? От таких познаний по спине пробежал холодок, да и в целом стало как-то прохладно. Убивала ли эта красивая аккуратная женщина людей? Что она думала о насилии? Видела ли кровь, текла ли кровь с её крошечных прекрасных пальчиков?

Ольсен не верил Гловеру. Эрика показалось Йенсу необычной, но представить её с пистолетом в руках было до невозможности тяжело. Нет, этого не может быть! Это всё какой-то бред!

— Я понимаю, что это слишком большой поток информации для тебя, что тебе трудно это всё осознать и принять, но, Йенс, она может помочь. А деньги я достану. Пожалуйста, ради Оливера, ради Фриды, ради… меня?

Это решение было достаточно тяжёлым для Ольсена. Почему Гловер вообще собирался подписать какой-то там контракт с чёртовой преступной группировкой? Разве это не пугало его? Йоханесс понимал, что Томсон действительно переживал за своего кузена, но неужели не было каких-то более безопасных вариантов? Если Эрика Ричардсон действительно мафиози, то… может быть, всё же не стоило с ней связываться? Тем более что эта прекрасная дама наверняка уже точила на Йенса зуб. Ольсен зажмурился: хотелось вернуться в прошлое и изменить свои действия в тот день, заставить себя заткнуться, ударить самого себя. Это получается, что Йенсу повезло, раз его не пристрелили в какой-нибудь подворотне из кровавой мести? А ведь… она ведь могла, верно?

— А какие у нас риски? — неуверенно спросил Йоханесс, с опаской поглядывая на Гловера.

— Ричардсон не особо любит своих должников, но у меня есть деньги и хорошая репутация. Никаких рисков, — попытался успокоить брата Томсон. — Не думай, что, раз она относится к мафии, то она совершенно бесчеловечна. Да, она выглядит жестокой, но её «Нация розы» продаёт лекарства жителям Детройта уже много десятков лет. Я знаю многих людей, которые смогли побороть тяжёлую болезнь только благодаря помощи Ричардсон. Мафия — это не всегда грабежи и убийства, а Америка всегда и у всех будет ассоциироваться с преступным миром. Открой глаза, брат, тебе становится хуже, твоё лекарство почти не помогает, ты тратишь огромное количество в никуда. А тут будет стопроцентный вариант, я всё оплачу, позволь помочь тебе, позволь мне таким образом исправить то, что произошло… пожалуйста, Йенс. Ради меня. Ради Фриды. Ради Оливера.

Перспектива быть чем-то обязанным Эрике Ричардсон пугала, потому что вряд ли эта женщина способна прощать другим людям долги. Но ему хотелось увидеть, как взрослеет сын, чтобы лично поприсутствовать на его выпуске из школы, чтобы поздравить с поступлением в высшее учебное заведение (а вдруг повезёт?), чтобы познакомиться с его возлюбленной, чтобы отметить их свадьбу, а потом и рождение первого внука. Ольсен тяжело вздохнул: разве был у него вообще другой выход? К тому же, раз Гловер говорит, что сам хочет помочь, что страшного в этой связи с мафией ничего нет. Томсон живёт тут с самого рождения, кому, как ни ему, знать?

— Я согласен, — резко отозвался Йоханесс, сам от себя того не ожидая.

— Спасибо, Йоханесс. Боже, спасибо тебе за то, что мой брат образумил!