— Вы не сможете покинуть здание. Здесь есть только один выход, и он охраняется. Положите нож на землю. Медленно!

Человек даже не пошевелился. Антуан подошел ближе. Он выиграл один метр и несколько драгоценных секунд.

Убийца опустил нож и полоснул лезвием по фартуку, который тут же упал ему на бедра. Комиссар остановился.

Незнакомец приставил оружие к центру фартука. Комиссар, словно загипнотизированный этой пляской смерти, медленно двинулся вперед. Свет проникал в храм лишь через открытую створку двери.

Антуан подошел еще ближе. Его противник поднял руку и поднес ее к выключателю. Внезапно стало светло.

— А теперь ты видишь?

Убийца носил белый фартук, на котором золотыми нитями был вышит кинжал. На ткани расплывались два кровавых пятна.

— Ты один из нас? — прошептал Марка.

Его охватили сомнения.

Человек в капюшоне опустил нож еще ниже. В храме раздался его голос, измененный тканью:

— Наконец-то до тебя дошло. Разумеется, брат мой…

Париж, сад Нельского особняка, 13 марта 1355 года

Фламель внимательно смотрел на осужденного, с трудом переставлявшего ноги. Он был одет в белоснежную рубаху, а его волосы были завязаны сзади в «конский хвост». Один из помощников палача втащил его на эшафот, а затем привязал к кресту. Народ по-прежнему хранил молчание. Было слышно, как на ветру потрескивают искры, летящие из зажженных факелов. Даже продажные девки, которых можно было узнать по крашеным волосам, не смеялись.

Никола взглянул на окна Лувра. Именно там должен был появиться король вместе со своим семейством, чтобы засвидетельствовать казнь. В ночи раздался голос общественного обвинителя:

— Исаак Бенсераде, еврей из королевства Леон… Вы обвиняетесь во лжи, клятвопреступлении и предательстве по отношению к нашему королю Иоанну Второму.

Толпа зароптала. Это были весьма тяжкие обвинения. Особенно во время войны, которой и конца не было видно. Кто знает, вдруг обвиняемый — шпион на содержании у англичан или, что еще хуже, убийца, намеревавшийся лишить короля жизни?

— Исаак Бенсераде, вы обвиняетесь в мошенничестве серебром и золотом, а также в изготовлении фальшивых денег.

Раздались негодующие крики. Никто не сомневался, что обвиняемый принадлежит к числу этих проклятых заимодавцев, ростовщиков, которые обрезали монеты по краям и тем самым разоряли простой народ.

— Исаак Бенсераде, вы обвиняетесь в том, что занимались черной магией, используя травы, отвары и прочие дьявольские настойки.

Народ неистово выражал свою ненависть, которую еще больше подогрели воспоминания о трудных днях. Ведь еще никто не забыл о черной чуме, опустошившей королевство, те времена, когда общие молебны и крестные ходы так и не смогли умилостивить небеса, священники объявляли еретиков отравителями народа. К тому же в Авиньоне в домах еврейского квартала были найдены реторты, дистилляторы и склянки, наполненные адскими жидкостями. С тех пор для народа Франции дети Авраама превратились в отщепенцев, жаждущих убийств.

На улицах волнение нарастало. Толпа бурлила, требуя возмездия. Люди хотели забыть горести своего времени и требовали, чтобы виновный был наказан за все беды, обрушившиеся на человечество. Никола Фламель отошел назад, уступив дорогу соседу, решившему подойти ближе к костру. Вдруг чья-то рука, затянутая в перчатку, опустилась ему на плечо. Он обернулся и узнал одного из своих клиентов, барона Жана-Батиста де Тюза, сеньора де Понтуаза.

— Ну, мэтр Фламель, никогда бы не подумал, что встречу вас при столь печальных обстоятельствах.

Этот сорокалетний мужчина, которого было легко узнать по небольшой черной бороде, обрамлявшей подбородок, вот уже два года приходил в мастерскую переписчика. Покровитель поэтов твердо решил доверить бумаге слова песен, исполняемых трубадурами в его замке. Галантный сеньор, он принадлежал к тем немногим просвещенным аристократам, которые побуждали монарха реформировать королевство.

— Поверьте, монсеньор, я уже жалею, что позволил уговорить себя прийти сюда.

— Я знаю вас как порядочного человека, мэтр Фламель, не беспокойтесь. Если бы все христиане были похожи на вас…

Фламель улыбнулся. Барон де Тюз славился своей добротой, и уже неоднократно он помогал евреям и изгнанникам уйти от народной расправы, вплоть до того что приказывал своим стражникам хорошенько поколотить слишком рьяного инквизитора. Его дружба с братом короля спасала барона от преследований.

— Мне очень жаль, что несчастному пришлось взойти на костер. Все это напоминает мне рассказы отца о бедных тамплиерах. Просто необходимо, чтобы в один прекрасный день эта позорная практика была пресечена.

— Барон, известно ли вам, почему наш король хотел его смерти? Я имею в виду подлинную причину.

— Вижу, что у вас по-прежнему пытливый ум, — улыбнулся в свою очередь аристократ. — Я слышал байку об обманутом добром короле. Но Иоанн может быть кем угодно, только не монархом, которого легко ввести в заблуждение. Однако я слышал, что, принимая это решение, король ни с кем не советовался. Вот и все, что мне известно.

Из толпы раздались крики:

— Вот он, вот он!

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Теперь мужчин разделяло не более десяти шагов. Марианна[6]равнодушно взирала на разворачивавшуюся на ее глазах дуэль.

— Как ты мог опуститься до подобной гнусности?

— Надо же кому-то чистить конюшни. Здесь столько грязи! Мое звание позволяет мне это делать.

Марка приблизился еще на несколько сантиметров.

— Какое звание?

— Ну, брат, прояви немного мудрости! Тех, кто может заявлять о мести, не так уж много. Осторожно, не подходи ко мне!

Комиссар застыл, судорожно вцепившись в рукоять шпаги.

— У тебя нет ни малейшего шанса сбежать.

— О мой несчастный брат, я здесь… у себя дома. Я могу ходить куда мне вздумается, — засмеялся человек в маске.

Антуан понял, что пора действовать. Незнакомец слишком опасен, ведь на его счету уже два трупа. Братья задерживались, а если этот сумасшедший прав… Вдруг он исчезнет?

Расстояние между мужчинами сокращалось. Вскоре комиссар будет готов к схватке. Если этот тип не владеет каким-либо боевым искусством…

Словно догадавшись, о чем думает комиссар, убийца слегка согнул колени и отвел нож назад. Полицейский заметил движение и отпрянул в сторону в тот самый момент, когда лезвие сверкнуло в нескольких сантиметрах от того места, где он только что стоял. Марка грузно упал на кресло, которое сломалось, не выдержав его веса, и больно ударился лопаткой о подлокотник другого кресла. Он даже вскрикнул от боли. Надежды на помощь рухнули. В ярости он разметал сиденья, встал и направился к двери. Следовало схватить этого сумасшедшего, пока он не совершил еще одно убийство.