плетения, вывешенные в ауре, Хельга метнулась к близняшкам и приложила их просветлением, чтобы возможный нервный срыв не вышел боком, а Язва приподнялась на локте и требовательно уставилась мне в глаза. Ее-то я и загрузил. Сразу после того, как представил дальнейшую «семейную жизнь» близняшек и просчитал наиболее вероятные последствия нескольких вариантов своего вмешательства:

— Лар, солнце, найди-ка мне, пожалуйста, прямые контакты этих уродов.

— Пять минут! — отозвалась она, предвкушающе оскалилась и вцепилась в свой комм, а я, выстрелив собой в центр помещения, вытащил из перстня рубашку и пиджак, «оделся», пригладил волосы, поставил первое попавшееся кресло спинкой к ближайшей свободной стене и уставился на Катю с Женей:

— Девчат, записи рукоприкладства есть?

— Может, не сто-…

— Вам. Задали. Вопрос! — отрывисто прорычала Императрица, и девчата сломались:

— Есть…

— Перекиньте Ратибору. Вместе с именами уродов, которые на записи не попали, но заслужили наказание! — приказала Даша и… добавила требование, заставившее сестричек развернуть плечи, приподнять подбородки и заняться порученным делом: — И вернитесь, наконец, в ипостаси Страха и Ужаса, а то смотреть на две размазни мне до смерти надоело…

* * *

…На аэродром в Волховце приземлились в четыре пятнадцать утра, а уже в пять ноль пять переступили через порог одной из боковых дверей малого тронного зала, подошли к возвышению и обменялись приветствиями с дико вымотанным и страшно недовольным государем.

Устраивать близняшкам очередной разнос он не захотел — одарил их не самым теплым взглядом и требовательно повел рукой.

Сценарий мероприятия, придуманного и продавленного Дашей, все еще вызывал во мне неслабое неприятие, тем не менее, я проводил Катю с Женей к креслам, стоящим по левую руку от трона, и помог девушкам сесть. Затем обошел резное кресло с высоченной спинкой и занял предписанное место возле правого подлокотника. А мои оторвы дисциплинированно выстроились полукругом за спинами близняшек и активировали «Хамелеоны», дабы не шокировать государя и его телохранителей доказательством наличия третьего сродства.

Когда именно Долгорукий дал команду заводить «дорогих гостей» я, честно говоря, не заметил. Зато среагировал на начало шевелений силуэтов, ощущавшихся под чувством леса за закрытыми створками парадных дверей, и успел натянуть на лицо маску бесстрастности. А для того, чтобы никак не унимающаяся ярость ее случайно не «расколола», занял себя «важным» делом — вдумчиво вгляделся в каждого «Аза», появившегося в поле зрения, оценил пластику, плотность покрова, рост, примерный вес и так далее.

Само собой, обратил внимание и на восьмерых родичей близняшек, поднятых с постелей и доставленных во дворец под очень представительным конвоем, счел, что серьезных бойцов среди них нет, задвинул куда подальше мысль о самоутверждающемся быдле и превратился в слух в середине первой фразы Долгорукого:

—…вырождается, но надеялся, что даже у вырожденцев есть мозги. Как оказалось, я ошибался: вы, гнилое семя двух некогда великих родов, настолько тупы, что не в состоянии предсказать даже те последствия своих поступков, которые очевидны даже клиническим идиотам. Что ж, придется объяснить на пальцах. Причем не только вам, но и вашим идейным последователям, еще не успевшим себя проявить. Итак, Нелюбины служат нам, Долгоруким, более четырех сотен лет. Да, далеко не каждый представитель этого рода добивается фантастических успехов в выбранной стезе, зато все они, как один, отличаются непоколебимой верностью слову, некогда данному их далеким предком Всеславу Буйному. К примеру, присутствующие в этом зале Екатерина и Евгения всю свою сознательную жизнь жили моей покойной сестрой и до сих пор не могут смириться с тем, что ее больше нет.

После этих слов государь сделал небольшую паузу, собрался с мыслями и продолжил:

— Мы, Долгорукие, отвечаем Нелюбиным тем же: мой дед дружил с прошлым главой этого рода, отец ввел нынешнего в Императорский совет, покойная матушка любила Катю и Женю так же сильно, как Ярину, а я считаю этих девушек младшими сестрами. И пусть последние полгода я, по понятным причинам, физически не мог уделять им столько внимания, сколько требовала душа, но при любой возможности наводил справки об их жизни и старался неявно оберегать. Увы, возможности появлялись далеко не каждый день, из-за чего я упустил момент, когда счастливое замужество моих названых сестер вдруг превратилось в несчастное, а вы, ублюдки, еще недавно носившие их на руках, проявили свое гнилое нутро и превратили жизнь этих девчонок в ад! Слава богу, Ратибор Игоревич Елисеев-Багряный, Опора рода Долгоруких и мой друг, оказался внимательнее меня, заметил в поведении Кати и Жени что-то странное, не поверил, что эти странности появились из-за беременностей, не смог добиться правды и попросил меня выяснить, в чем дело. Так вот, я выяснил. И, просмотрев нарезку из записей с камер СКН ваших поместий и ваших же коммуникаторов, настолько вышел из себя, что первый и, надеюсь, единственный раз в жизни вдрызг разругался с единственным другом. И пусть итог нашего спора меня бесит до сих пор, я передаю ему право Воздаяния… хотя, видит бог, горю желанием отрубить вам излишне длинные руки, вырвать грязные языки и медленно вливать в каждый обрубок упокоение!

— Ваше Императорское Величество, смею обратить ваше внимание на то, что вы только что признались в нарушении закона! — внезапно протявкал тот самый придурок, который не так давно нарвался на мой апперкот. — А еще заявили, что хотите оставить вроде как любимых названных сестер матерями-одиночками!

Я на мгновение потерял дар речи, ведь если обращение к государю без разрешения еще можно было хоть как-то объяснить, то выделение интонацией издевки в его адрес лежало за гранью добра и зла. Мой «друг» тоже онемел. А супруга разошедшегося недоумка взорвалась:

— Ты ошибаешься: государь уже знает, что я поклялась Силой после твоей смерти в поединке покинуть ваш род и вытравить из чрева твое гнилое семя!

Это заявление заставило похолодеть, так как я видел, что она не шутила. Так что ответ государя на первое утверждение Катиного муженька нисколько не зацепил:

— Верно, нарушил. После чего честно заплатил штраф, оговоренный в соответствующей статье Уголовного Кодекса Российской Империи. Причем по самой верхней планке. Впрочем, всего через несколько минут вам будет не до таких мелочей. Ратибор Игоревич, ваше слово…

…Все обязательные полчаса, выделенные государем на подготовку к дуэлям, мои противники посматривали на меня, как на малолетнего придурка, дорвавшегося до возможности выпендриться и переоценившего свои силы. Во взглядах приблизительно трети бойцов группы «Аз» читалось неодобрение — они помнили, что я как-то выживал в Багряной Зоне, понимали, что основная масса любителей позлословить и помахать руками мне не соперники, но не одобряли решения провести все восемь дуэлей подряд. А в глазах государя, очень убедительно изображавшего все никак не унимающуюся ярость, жажду крови и зависть ко мне, свободного от его ответственности перед Империей, изредка проскальзывало холодное любопытство.

Если бы не наши договоренности, я бы дрался в обычном ключе и не показал ничего лишнего. Но один из согласованных компромиссов требовал устроить показательную «казнь», так что пришлось подойти к мероприятию с выдумкой. В смысле, начинать первый же бой деструкцией, копировать и брать на вооружение плетение которой «обычным» землянам было абсолютно бессмысленно из-за отсутствия соответствующего сродства, и отправлять к предкам противника, лишившегося покрова, всем известной плетью молний.

Второй бой я провел по той же самой схеме, ибо и этот уродец являлся обычным подпевалой, поэтому, на мой взгляд, не заслуживал по-настоящему жесткого наказания. Зато когда из рядов обреченных вытолкали супруга Жени, судя по ее рассказам, оказавшегося тем еще скотом, прервал молчание и даже улыбнулся:

— О, а вас я убью не так гуманно…

Он ударил очень неплохо отработанным водяным бичом еще до команды командира смены «Аза», назначенного судьей, и в хорошем темпе закрылся каменным панцирем. Увы, на уровне подмастерья седьмой ступени ни то, ни другое заклинание не впечатляло, поэтому я разнес оба слоя защиты все той же деструкцией, вошел в ближний бой волчьим скоком и заработал костяными клинками, до предела напитанными Молнией — перерубил обе руки чуть выше лучезапястных суставов, «смахнул» нос, вбил один из клинков в пах и рассек связки над коленями. А когда тело, лишившееся опоры, начало оседать, скользнул ему за спину, перерезал горло от уха до уха и… неторопливо отошел в сторону,