руки, уготованные на борьбу со врагом. Немощь одержит все тело? — Но от сего, напротив, возрастает здравие по внутреннему человеку»80.

О страсти учить других и о тщеславии

Теперь мы подошли к самой последней страсти, тщеславию и гордости. Тщеславие и гордость между собою немногим разнятся. Это самые злые и самые тонкие страсти. Встречают подвижника, когда он подходит к вратам совершенства, не оставляют в то же время и новоначальных (обычно затем, чтобы покончить с малоопытным одним разом; но об этом после).

«Враг нападает сперва объядением, негою и любодеянием, — читаем мы в поучениях сестрам преп. Синклитикии. — Эти ветры дуют особенно на возраст молодой.

Когда душа воздержала чрево, победила чистотою чувственные удовольствия, является гордость или сребролюбие. В уме являются мысли о первенстве, учении, дарованиях, заслугах»81.

О сребролюбии было уже сказано. Здесь еще можно дополнить, что эта страсть, которую надо, собственно, победить вначале, при вступлении на путь самоотречения, часто очень сильно укрепляется и в старых людях. Иногда предлогом является боязнь, что вот — де впадешь в болезнь, без денег кто ухаживать будет, врачам дать надо, место на кладбище купить и прочее (все это бывает и у монахов, не только у мирских); иногда сребролюбие происходит из желания власти и авторитета. Ибо — верна пословица: «золотой ключ подходит ко всякой двери». В наш век человек, имеющий миллионы в кармане, всегда прав. Но среди нищих и рубль имеет силу не меньшую, чем миллион среди богатых. Поэтому каждому хочется приобрести деньги, чтобы властвовать.

Итак, переходим к страсти тщеславия. Тщеславие особенно начинает налегать на человека, когда тот что — либо уже приобрел. Но бывает, что человек гордится от рождения принадлежащими ему талантами и привилегиями. Подобное устроение калибром ниже, а значит, еще гнуснее. Тот, кто тщеславится своим голосом, или красотой, или родством, или даже стенами монастыря или квартиры, в которой живет, совершает более срамной поступок, чем тот, кто хвалится приобретенными подвигами и добродетелями.

Преп. Синклитикия строго относилась к одержимым этой страстью и искореняла ее не без прижигания каленым железом. Иначе и нельзя. Жаль, до слез было бы жаль, если человек всю жизнь, в продолжение нескольких десятков лет, ночей не досыпал, не доедал, постоянно умом напрягался в молитве и в борьбе с помыслами и под конец всего лишился — всех духовных плодов здесь и награды там. Посему святая так говорила: «Отшельница, если придет к ней такое [тщеславные помыслы о своем первенстве и особых дарованиях], пусть идет в киновию. Пусть она принудит себя есть два раза в день: она должна выполнять все службы и выслушивать укоры»82.

Обратим внимание на эти удивительные слова: «Пусть принудит себя есть два раза в день…» Если кто уже приучил свой желудок питаться одной просфорой в день, пусть его от этого отучит. Ешь через силу. Это необходимо. Сказано: иди на общие послушания; схимница, становись вровень с последними послушницами; работай руками (затем и ешь досыта), выслушивай попреки и укоры.

Поневоле смиришься…

В этом нет ничего ни удивительного, ни неприличного, если схимников и затворников так смиряют. Святые схимники и отшельники сами, без нужды, то есть уже не имея тщеславия, добровольно брали на себя такие скорби, о которых нынешним людям и слушать — то тяжело. Поэтому я приведу наиболее безобидный пример83.

Некий старец — отшельник, пребывая в пустыне, говорил сам в себе, что он исполнил добродетели, и молился Богу такими словами:

— Господи, покажи мне, чего еще не достает, — и я сделаю.

Бог, намереваясь смирить помысл его84, сказал ему:

— Пойди к архимандриту85 и сделай то, что он тебе скажет.

И открыл Бог архимандриту, говоря:

— Вот некий отшельник идет к тебе. Скажи ему взять бич и пасти свиней86.

Старец, пришедши, ударил в дверь и вошел к архимандриту.

Приветствовав друг друга, они сели. Отшельник говорит ему:

— Скажи, что мне делать, чтобы спастись?

— Сделаешь ли то, что я скажу тебе?

— Сделаю.

— Возьми этот бич, пойди и паси свиней.

Отшельник пошел и стал пасти свиней.

Знавшие же и слышавшие о нем, видя, что он пасет свиней, говорили: «Видите великого отшельника, о котором мы слышали? Вот, он имеет беса и пасет свиней».

Бог же, видя, что он с таким смирением переносил оскорбления людей, отпустил его опять на прежнее место87.

Но демон тщеславия, как я упомянул выше, приступает и к новоначальным. Это обычно случается, когда они, вступив на спасительный путь после ветреной и порочной жизни, несколько на нем преуспеют. Им кажется, что они в силах врачевать неисцелимые язвы не только свои, но и всего человечества. Прочитавши несколько духовных книжек, я не говорю уже, получивши полное богословское образование, они думают, что Бог призывает их нести свет к сидящим во тьме (Мф. 4:16). Про оплакивание грехов и очищение сердца они теперь забывают. Все их помышление — об общественном служении людям («Церкви», как иногда лукаво внушает им бес). Страстное, «кровяное», по выражению отцов, движение сердца обольщенные принимают за духовное горение. Смотря по складу характера, и поступки их разные. Одни, подгоняемые демоном тщеславия, ищут дел благотворения (девы становятся сестрами милосердия, учительницами, подбирают <беспризорных> детей, составляют кружки для чтения, самообразования) — одним словом, ищут применения своим организаторским способностям; другие погружаются в мистику, подвиг, «старческое» окормление. У последних, так как делание их, хотя и неправильное, но все же не деятельное, а созерцательное по природе, получается иногда чистая прелесть, сопровождаемая «чудесными видениями и всеми злыми последствиями ее»88.

Конечно, многое из того доброго, что им хочется сделать ближнему, само по себе неплохо, нередко составляет даже прямую заповедь Божию, но несвоевременно и должно быть совершаемо при других обстоятельствах и при ином устроении души. А пока мы новоначальные — должны поучаться смирению и страху Божьему. И, конечно, никого не осуждать. При описываемом бесовском устроении обычно та и другая стороны обвиняют друг друга: одни считают лишь деятельное поприще правильным и издеваются над «созерцателями» и «чудотворцами», другие — превозносят пустынную жизнь и внутренний подвиг, считая служение ближнему совершенно неспасительным делом. Но обе стороны ведут себя лживо: и те и другие не хотят взяться за собственное духовное обучение и выдержать многолетний искус, прежде чем идти с проповедью к людям, в какой бы она форме ни выражалась, в виде ли материально — филантропической и административной деятельности или старческого окормления и затворничества в