Следовательно, ощущение собственного присутствия – важнейший источник для получения правды о мире, подтверждения его реальности, главная опора нашей жизни и исходная точка развития.

Субъективность реального и нереальность объективного

Есть в теории познания такое направление – сенсуализм. Его сторонники небезосновательно утверждают, что «нет ничего в разуме, чего не было бы в чувствах» (Nihil est in intellectu quod non ante fuerit in sensu). Одним из первых сенсуалистов был древнегреческий философ Протагор, известный как автор высказывания: «Человек есть мера всех вещей существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют». Иначе говоря, каковы ощущения – таков и мир, а если нет ощущений – то нет и мира.

Американский философ Кларенс Льюис для обозначения понятия ощущений предложил термин «квалиа», что в переводе с латыни означает «свойства, качества». Этот термин используют, когда говорят о частных, невыразимых свойствах чувственного опыта, присущих сознанию. Люди не могут сравнить квалиа друг друга, они переживаются индивидуально, но квалиа – это все, что у нас есть, чтобы воссоздавать для себя реальность.

На первый взгляд кажется, что такой субъективный подход ведет в тупик познания, – недаром идеи сенсуалистов подвергаются критике со стороны как материалистов, так идеалистов. Но, с другой стороны, есть важный аргумент, который заставляет задуматься.

Возьмите в руку предмет средней тяжести, например металлический шар. Вы ощущаете его реальность с помощью чувственного восприятия. Закройте глаза, сосредоточьтесь на этом ощущении. Шар, рука, нервные волокна и мозг находятся в одной системе бытия, и информация от нервных окончаний мгновенно передается в мозг. Трансформировавшись в ощущение, она становится доступной сознанию. Какова она – реальность шара, познаваемого ощущением? Что вы о ней знаете?

Вы можете прийти к заключению, что шар тяжелый, – но это мнение будет субъективным, неточным, ведь кто-то другой, взяв в руку этот же шар, сочтет его легким. Значит, шар в вашей руке – субъективная реальность.

Представьте себе, что шар взвесили. После того как вы узнаете, что шар взвешен с помощью весов и получено точное значение, скажем, один килограмм, вы наверняка согласитесь с тем, что это вполне объективные данные, ведь нет причины не доверять весам. В случае если будет сомнение, вы сможете перепроверить эти данные, измерив массу шара на других весах. Когда вы окончательно убедитесь, что масса шара действительно равна одному килограмму, вы освободитесь от субъективной оценки. Шар ни легкий, ни тяжелый, теперь вы знаете точно: его масса – один килограмм.

Между тем полученные в результате взвешивания данные не могут восприниматься как реальность ни вашим «Я», ни вашим телом. Несмотря на то что эти данные объективны с точки зрения физики, вы не способны их ощутить, хотя сколько угодно можете о них рассуждать. Значит, для вас информация о взвешенном шаре с точно определенной массой один килограмм – не более чем виртуальность.

Что же это за парадоксы такие – субъективное, но реальное; объективное, но нереальное?

И если так непросто разобраться с фактом существования шара, то как в таком случае осознать факт существования самого себя? Человек говорит: «Я хочу наполнить свою жизнь истинной бытийностью», но кто он, этот «Я», желающий бытийствовать?

Природное «Я», искусственное «Я»

Итак, перед нами два мира.

Первый – физический, реальный. К нему, исходя из мозга, прорастая сквозь ткани тела, устремляются нервные волокна, увенчанные чувствительными синапсами. Эти синапсы в буквальном смысле впиваются в реальность бытия, давая нам возможность ее воспринять и осознать. Мир, воспринимаемый с помощью ощущений, предстает перед нами материальным и убедительным. Говоря словами Эдмунда Гуссерля, это «мир естественной установки», в котором царит «твердый бытийный порядок пространственного присутствия» «в последовательности времени»[8].

Второй мир – виртуальный. Он находится где-то в коре головного мозга и похож на сложную компьютерную программу, в которой живут образы и воспоминания. В этом мире проходит основная часть жизни взрослого человека. Здесь обитают понятия, смыслы, образы и так называемые фреймы – фрагменты различной степени сложности, из которых человек может создавать воображаемые картины мира. Одни из этих фрагментов заархивированы и спрятаны в глубины памяти, другие хаотично разбросаны по ее поверхности, но сознательные импульсы способны в любой момент собрать их и выстроить в логичные цепочки, создавая таким образом общую картину мира, не менее убедительного, чем тот, который мы воспринимаем с помощью ощущений.

Благодаря универсальности сознания и его творящей энергии человек способен пребывать как в реальности бытия (наблюдение, созерцание, медитация), так и в виртуальном мире ума (рассуждение, рефлексия). Если второй – виртуальный – мир человек самостоятельно создает внутри себя по мере того, как осваивает речь и правила общественного поведения, то первый – реальный – это данность, которую каждый получает с рождения.

Младенец еще не ведает, что у реального мира бывают условные эквиваленты, придуманные людьми (размеры, вес, плотность, формула, атомная масса, рыночная стоимость и т. д.). Он не знает ни слов, ни определений, ни сравнений. В его бытии нет призраков. Его окружает одна сплошная бесконечная и всегда свежая настоящая реальность. С каждым ее объектом он знакомится, в буквальном смысле пробуя его на вкус.

Любой попавшийся в руки предмет младенец тотчас тянет в рот. Он осязает, облизывает, нюхает, разглядывает, не интерпретируя мир, а воспринимая его в наичистейшем виде. Это прямой контакт, который происходит между бытийным миром и настоящим, природным «Я» – его душой-самостью, слитой с телом, – без посредников.

Позже под влиянием общества (родители, воспитатели) формируется искусственное «Я» (эго, или личность), которое, сосредоточившись на сфере общественной игры, предстает маской – защитным, но в то же время искажающим экраном между душой и миром. Это делает возможной адаптацию к обществу.

Эрик Берн приводит яркий пример того, как человек утрачивает чувство бытийности (Берн использует выражение «включенность в настоящее»), взамен обретая личность.

«Маленький мальчик с восторгом смотрит на птиц, слушая их пение. Вдруг приходит “хороший” отец. Он чувствует необходимость принять участие в развлечениях сына и начинает его “развивать”. Отец говорит: “Это поет сойка, а сейчас чирикает воробей”. Однако, как только мальчик пытается различать птиц, он перестает их видеть и слышать их пение. Теперь он должен видеть и слышать только то, чего хочет его отец. Позиция отца, впрочем, вполне оправданна, так как он понимает, что сын не будет всю жизнь только слушать пение птиц. Чем раньше мальчик начнет свое “образование”, тем лучше. Может быть, он станет орнитологом, когда вырастет. Однако лишь немногие люди могут сохранить свою детскую способность видеть и слышать.

Наверное, поэтому большинство представителей человеческого рода навсегда утрачивают возможность стать живописцами, поэтами или музыкантами, так как они очень рано теряют способность непосредственно видеть или слышать. Это происходит из-за того, что они получают все из вторых рук»[9].