— Госпожа, вы подозреваете в покушении на Его Высочество наследного принца Киллиана. И заключаетесь под стражу до выяснения обстоятельств. — Пробасил самый высокий и грузный мужчина.

И они, не объясняя и не реагируя на мои протесты и требования выпустить, удалились, оставив меня в маленькой, два на два метра без окон, в освещенной лишь одиноким факелом с соседней стены камере.

«Спокойствие, только спокойствие!», — как говорил известный персонаж с пропеллером в одном из моих любимых мультфильмов. Но, как бы я ни старалась, нервы не желали успокаиваться.

Пнув от злости железную решетку, я тут же пожалела об этом и, прохромав к деревянной, грубо сколоченной лежанке, осторожно на неё села. Не хватало еще заноз на мягкое место нацеплять. Надеюсь, всё это простое недоразумение, и принц, очнувшись, прикажет меня освободить.

Эх… Правильно говорят: «Не делай добра — не получишь зла».

И дальше я принялась фантазировать о том, как собственноручно душу наследника столь нелюбимой страны в столь ненавистном мире. Вот так, всего лишь встретив пару не тех людей, можно испортить себе всё желание узнать мир поближе.

Как же хочется домой! В родную квартирку, к привычным кошечкам, собачкам и птичкам. И не видеть бы вот это всё.

Не знаю через сколько, но по моим ощущениям не очень быстро, хмурый мужик в черной форме за километр ароматизирующий перегаром принёс мне еду — странную жижу, отдалённо пахнущую овсянкой, и кружку с водой. Кашку-малашку, именно так и никак иначе, я отложила сразу, так как испугалась за свой желудок. А вот водички попить — это всегда хорошо и нужно. Я отхлебнула несколько небольших глотков и уставилась в пустую, сложенную из неровных камней стену.

— Чего приуныла? — осипшим голосом спросили из темного угла, и я, недоумённо взглянув в кружку, печально подумала, что вода скорее всего была отравлена, и я умерла, и теперь ко мне пришла смерть. Иначе объяснить взявшийся из ниоткуда голос невозможно.

— Чего молчишь?

Снова просипел неизвестный, и, чтобы не показаться невежливой, пришлось ответить:

— А чего радоваться? Заперли в тюрьме ни за что ни про что, а теперь ещё и отравили.

Я подперла кулаком подбородок и стала рефлексировать по поводу своей такой скорой кончины. Однако каркающий смех заставил меня вздрогнуть и, нахмурив брови, уставиться в тёмный, досадно разговорчивый угол. Тоже мне весельчак, не дает спокойно поразмышлять о бытие и смерти.

— С чего ты взяла, что мертва?

У, какой доставучий.

— Потому что с тобой разговариваю.

Снова режущий слух хохот и очередной вопрос:

— И что?

В до этого момента непроглядной темени засветились два жёлтых глаза, и ко мне выплыл черный шарик с улыбкой как у Чеширского кота. Я вздрогнула и забралась ногами на кушетку, во все глаза рассматривая парящие рядом с телом гостя и никак с ним не соединённые две лапы.

— Т-ты кто? — пора бы уже привыкнуть к чудесам этого мира и перестать шарахаться от вида местных обитателей.

Но всё же… Пугает такое, да ещё и летающее.

— Никто… и ничто. Так, летаю тут, общаюсь с теми, кто на грани…

Шарик подлетел ближе ко мне и, наклонившись на один бок, словно голову склонив, с любопытством глядел на меня.

— На грани?

Я перестала отползать от глазастика и принялась так же смотреть на него.

— Да, меня могут видеть только те, кто скоро умрет.

Ага. Не мигая, я пялилась на разговорчивый шарик, а в голове проносилась лишь одна мысль: «… те, кто скоро умрет».

— А я тебя вижу, это значит… — Не продолжай фразу, я прикрыла рот ладонью.

— Да, ты еще жива, но скоро умрешь. — Широко улыбнулся глазастик, снова напомнив мне Чеширского кота.

— Когда, если не секрет?

— Не знаю, — развел призрачными лапами никто, — но будь готова.

Глубоко вздохнув и выдохнув, чтобы успокоиться, я обхватила колени руками. Что я такого натворила, что теперь должна умереть? Несправедливо и обидно. Этот мир вообще какой-то несправедливый и неправильный.

Даже плакать хочется.

— Ну и чего ты? Подумаешь смерть. Не так уж и страшно. — По-своему подбодрил меня гость и даже попытался погладить по руке, от чего меня словно током ударило, и я отшатнулась от… от…

— А имя у тебя есть? — постаралась перевести тему, заметив, что шарик с глазами расстроено опустил лапки.

— Нет, — с нотками грусти прохрипел мой необычный собеседник, — зачем оно мне? У меня собеседники появляются раз в год, а то и реже. Да и никто и не спрашивал.

Хм…

— Тогда надо придумать его.

Я решила отвлечься от мыслей о скорой кончине и хоть чем-то занять головушку.

— Для чего? — выпучил глазенки черный шарик.

— У всех должно быть имя. — Пожала я плечами и предложила, — Глазастик?

Шарик покачался из стороны в сторону, не соглашаясь с предложенным.

— Привереда, — улыбнулась заинтересовавшемуся никтоше. — А как тебе Ничегоша? — Шарик задумался, и меня осенило. — Точно! Гоша! Тебе очень идёт.

Глазастик подумал, подумал и согласно закачался.

— Го-ша, — просипел собственно Гоша и довольно улыбнулся.

— Имя придумали, теперь давай нормально познакомимся. Привет, я Вика.

Протянула я руку шарику.

— А я Гоша.

Глазастик прикоснулся к моей ладони лапкой, и током, как в первый раз, меня не ударило. Гоша удивлённо уставился сначала на мои конечности, потом на свои.

— Что-то не так?

— Не знаю, — мой гость спрятал лапки за голову-тельце и отлетел от меня обратно в угол. — Пойду я.

— Постой, — оставаться одной было страшно, — не оставляй меня.

— Пора мне. — Пролепетал Гоша и исчез также внезапно, как и появился.

Ну вот, снова одна. Встав с жёсткого ложа, потянулась и выглянула за решётку. Тишина, темень, ни души. И долго меня здесь собрались держать? Когда уже Киллиан очнется и освободит меня? Не хотелось бы ночевать в душной камере на деревянной кушетке.

Но ни через час, ни через три никто так и не появился, а организм требовал отдыха. Поэтому пришлось свернуться калачиком на неудобной лежанке и попытаться, если не уснуть, то хотя бы немного отдохнуть.

Не знаю сколько я пробыла в противном состоянии полудремы, постоянно пытаясь уснуть и тут же вздрагивая от малейшего шороха и снова впадая в забытье, но, когда к моей камере подошла Варя в сопровождении шестерых мужчин, я себя отдохнувшей не чувствовала, скорее ещё больше уставший. Скажу откровенно — настроения это не добавляло. Я, сев на кушетке, одарила пришедших хмурым взглядом и зябко поежилась. Похоже, что в те считанные минуты, что моему организму всё же удавалось задремать, мне снилось что-то неприятное, а может и страшное, и одежда из-за этого пропиталась потом, облепив тело и противно холодя его.