Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Перестань, – попросил он и, словно внезапно вспомнив о чем-то, спросил: – Кстати, а откуда у тебя мой телефон?
– Шурик Апарин дал. – Лу тряхнула копной черных волос и рукой откинула их назад. Так она делала всегда, когда волновалась и хотела это скрыть.
– Шу-ри-ик... – медленно и как-то печально повторил Гена. – А разве он... Хотя да. Кажется, он звонил мне пару раз.
– Наверное, я поступила опрометчиво, позвонив ему, – резко вскинула голову Лу. – Ведь мне пришлось объяснять, зачем мне понадобился твой телефон... И когда Шурик услышал, что ты и Черепашка снова вместе... – Тут Лу запнулась, потерла пальцами виски, будто ее мучила головная боль, а потом посмотрела на Гену страдальческим взглядом и заговорила снова: – Он так оживился... Начал выпытывать у меня подробности, что да как... А ведь я и сама толком ничего не знаю. Но что же мне было делать? Я ведь пообещала Лелику, что узнаю, где Люся... А вы сами, между прочим, виноваты! – с вызовом выкрикнула вдруг Лу. – Ты должен был убедить Люсю вернуться домой!
– Наверное, ты права, – совершенно серьезно проговорил Геша, поднимаясь из-за стола.
– Ты сейчас домой? – Лу смотрела на Гешу исподлобья, как нашкодивший ребенок.
– Нет. – Он медленно покачал головой. – Пойду к Люсиной маме...
– А хочешь, я с тобой? – с готовностью вскочила Лу.
– Нет, – последовал твердый ответ. – Я сам.
Кафе «Два клона» находилось совсем неподалеку от Люсиного дома. Всю дорогу Гена думал о Шурике. Ведь даже Лу не знала того, что было известно Шурику... Все подробности их с Черепашкой отношений Гена подло пересказывал Шурику, а тот, используя его откровения, писал свою повесть... И хотя повесть эта так и осталась недописанной (Гена вернул снегоход, когда до окончания срока их пари оставалось две недели), рукопись Шурик наверняка сохранил.
Терзаемый муками совести, Гена шел по тускло освещенной улице. На душе было муторно. Ощущение зыбкости их с Люсей отношений, предчувствие неотвратимой беды, нависшей над ними, не давало ему покоя. Гене казалось сейчас, что весь мир ополчился против них. Утешало одно: хоть Лу поверила в искренность его чувств! Но, зная подлый характер своего бывшего друга, Геша понимал: Шурик не упустит возможности ему отомстить. Усилием воли Гена заставил себя не думать об этом. Тем более, что изменить или как-то повлиять на ситуацию он уже не мог. Даже если представить, что он позвонит Шурику и станет умолять его не рассказывать ни о чем Черепашке, то этим он только навредит и ускорит казавшийся ему неизбежным конец их с Люсей отношений. Какое страшное слово – «конец»... Впрочем, существовал и другой выход: самому во всем признаться Люсе. И тогда конец наступил бы тотчас, немедленно... Но зато это было бы честно. Однако при одной только мысли о том, чтобы самому рассказать Люсе обо всем, у Гены потемнело в глазах и по спине побежали крупные, холодные мурашки.
Елена Юрьевна встретила Гену спокойно, будто его приход не явился для нее неожиданностью. Впрочем, так оно и было. Как только они расстались, Лу позвонила Елене Юрьевне и предупредила о Гешином визите. Еще Лу попыталась объяснить Лелику все, что поняла сама несколько минут назад.
Геша не готовился к этому разговору, не прокручивал в уме аргументы в свою защиту и не обдумывал возможные возражения. Все произошло спонтанно. Не успел он переступить порог Люсиной квартиры, как его будто бы прорвало. Нужные слова возникали сами собой. Неизвестно откуда взявшаяся уверенность в собственной правоте придавала ему сил, хотя он и волновался порядком. Понятно, что речь его была сбивчивой, возможно излишне эмоциональной (ведь ему за сегодняшний день приходилось уже во второй раз доказывать, что он не верблюд). И когда, вопреки всем его ожиданиям, Елена Юрьевна, глядя ему прямо в глаза, сказала, что признает свою ошибку и готова попросить у Люси прощения, удивлению и радости Геши не было предела. Но остановиться он уже не мог:
– Обещаю: я никогда не обижу вашу дочь! И сотру в порошок всякого, кто попытается это сделать! А о том, что случилось полгода назад, я все равно буду помнить всегда, хотя Люся и запретила мне говорить об этом...
Елена Юрьевна поправила упавшую на глаза прядь, подперла рукой подбородок и произнесла задумчиво, так, будто кроме нее в комнате никого не было:
– Как все-таки изменилась жизнь! Невероятно... Чтобы моя мама вот так вот запросто обсуждала с моим молодым человеком такие вещи! Но ведь ты помнишь, что Люсе только четырнадцать... – Она отвела было взгляд в сторону, но тут же снова посмотрела ему в глаза: – Ведь ты на целых два года ее старше... А в таком возрасте это много, поверь мне... Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду?
– Понимаю, конечно. – Он сцепил в замок кисти рук. – Но и в этом смысле вы можете полностью на меня положиться!
– А вот сегодня как же?.. – Было заметно, каких усилий стоил Елене Юрьевне этот вопрос: – Где Люся будет сегодня спать?
– Люся будет спать в отдельной комнате, – тихим голосом отозвался Гена.
Елена Юрьевна совсем не хотела обижать этого парня. Тем более, что его искренность не вызывала никаких сомнений. Поэтому она поспешила сгладить возникшую было неловкость:
– Ты извини меня, что я об этом заговорила... – С каждой минутой ей становилось все труднее скрыть свое волнение. – Но ведь не могу же я запретить себе думать и переживать... И с моей стороны было бы лицемерием...
– Елена Юрьевна, – осторожно перебил Гена, – это я у вас должен просить прощения за все, что натворил полгода назад...
– Давай об этом не вспоминать! – дружелюбно предложила Елена Юрьевна и, улыбнувшись, перевела разговор на другую тему. – Я слышала, вы переехали в другой район... Как же Черепашка завтра в школу пойдет?
– Поставим будильник на полчаса раньше, и все дела! А после школы, в три, у Люси съемка. Я ее встречу, а потом мы вместе к вам приедем... Если вы, конечно, не против, – добавил Гена, смутившись.
Не передать словами, что творилось в душе у Черепашки! Ведь прошло уже три часа с тех пор, как Гена ушел из дома. Однако Люся как ни в чем не бывало, с выражением неподдельного интереса на лице рассматривала семейный фотоальбом. Все-таки работа на телевидении кое-чему ее научила. Например, умению скрывать свои истинные чувства, когда этого требуют обстоятельства...
– Ух ты! – На глаза Люсе попался очень живописный снимок: Гена в желтом с черными полосами шлеме, сиреневой спортивной куртке сидит за рулем ярко-желтого снегохода.
Снимок получился просто выдающимся, так как фотографу (а им, как выяснилось, была сама Виктория Михайловна) удалось поймать Гену в движении – как раз на крутом повороте. От этого, правда, все очертания вышли немного размытыми, как бы смазанными, что, впрочем, фотографию ничуть не портило.
– А Гена не говорил, что у него есть снегоход, – удивленно пожала плечами Люся.
– Да… – Виктория Михайловна махнула рукой и, как показалось Черепашке, излишне поспешно перевернула толстую глянцевую страницу. – Я и сама ничего с этим снегоходом не поняла... Вначале он сказал, что якобы Шурик Апарин ему его подарил. Помню, мы с Гришей еще удивились – вещь-то, сама понимаешь, не дешевая! Но у Шурика, правда, родители очень состоятельные люди... И только я собралась было позвонить им, чтобы разузнать, в чем дело, как снегоход этот пропал.