лакать прохладную воду. Напился всласть и вразвалочку, не спеша, закосолапил вдоль берега. А зелёные глазёнки так и сверкают из шерсти: где бы чего напроказить?

Чем дальше он подвигался, тем выше и круче становился берег. Всё громче и тревожнее кричали над ним ласточки. Некоторые из них проносились мимо самого его носа с такой быстротой, что он не успевал разглядеть их — кто такие? — и только слышал жужжанье их крылышек. «Ишь их тут сколько! — подумал Мишка, останавливаясь и глядя вверх. — Что пчёл у дупла». И сразу вспомнил, как прошлым летом мать-медведиха привела его с сестрёнкой к пчелиному дуплу.

Дупло было не очень высоко, и медвежата почуяли чудесный медовый запах. Вперегонки полезли на дерево. Мишка первый долез и запустил в дупло лапу. А пчёлы как загудят, как накинутся на них! Сестрёнка завизжала и кубарем вниз. А он отведал-таки душистого сладкого мёду. И опять засунул в дупло лапу и опять облизал её. Но тут одна пчёлка больно ужалила его под глаз, а другая в самый нос. Он, конечно, не заревел, но очень быстро скатился с дерева. Пчёлки хоть совсем махонькие, а сердитые; пришлось удирать подальше в лес. Да сестрёнка ещё долго хныкала: ей так и не удалось попробовать мёду.

Сейчас Мишка с опаской поглядывал на стаю береговушек: он первый раз их видел и не совсем был уверен, птицы ли они? А вдруг они такие большие пчёлы? Ну, так и есть: вон и дупла их — множество чёрных дырок под самым обрывом! То и дело вылетают из них всё новые береговушки и с криком присоединяются к стае. А что кричат, — непонятно. Мишка их языка не знал. Понимал только, что сердятся. А ну как возьмут в работу да начнут жалить?! Ой-ой! А дырок-то, дырок в берегу сколько? И в каждой, наверно, полно мёду. Интересно, такой же ли он сладкий, как у тех маленьких лесных пчёлок?

Под самой кручей стоял почерневший от старости ольховый пень. Недолго думая, Мишка вскарабкался на него. Да нет, — где там достать! Мишка спустился и полез вверх по круче. Ласточки всей стаей закружились над ним и прямо оглушили его своим криком. Ну да пусть: лишь бы не жалили! Ни одна не ужалила, и Мишка стал карабкаться в гору храбрее.

А гора песчаная. Мишка старается, лезет, а песок под ним осыпается. Мишка сильней нажимает, песок скорей осыпается. Мишка ворчит, сердится! Наддал со всей силы. Глядь, — что такое? — вся круча поехала! И он с ней едет, едет и приехал как раз на то же место, откуда полез в гору…

Сел Мишка и думает: «Как же теперь быть? Этак ввек никуда не влезешь». Ну да ведь Мишка — башка: живо придумал, как горю пособить. Вскочил, да назад по речке, откуда пришёл. Там без труда забрался по траве на невысокий берег и опять сюда, к обрыву. Лёг на брюхо, заглянул вниз: тут они, ласточкины дупла, прямо под ним! Только лапу протянуть. Лапу протянул, — нет, не достать!..

А ласточки над ним вьются, пищат, жужжат! Надо скорей. Посунулся осторожно ещё вперёд, обе лапы тянет, — вот уж, было, совсем достал, да — кувырк! Ах ты, глупая ты, толстая, тяжёлая медвежья башка! Ну, куда такую башку годовалому медвежонку? Ведь перевесила…

Летит Мишка под кручу, через голову кувыркается, только пыль столбом! Летит вниз, сам себя не помнит, да всё шибче, шибче… Вдруг — раз! — его кто-то по лбу. И стоп: прикатил Мишка, сидит…

Сидит качается: очень здорово его по лбу треснули. Чихает сидит: в нос песку набилось. Одной лапой шишку трёт на лбу: большущая шишка на лбу выскочила! Другой лапой глазёнки протирает: полны глаза песку да пыли. Ничего толком перед собой не видит. Только будто маячит перед ним кто-то высокий, чёрный…

— А-а-а, так это ты меня по лбу! — Мишка взревел. — Я ж тебя!.. Ррразоррву!

Пал на четвереньки, встал на дыбы — лапы над головой, — да рраз! — со всей силы чёрному в грудь. Тот с ног. И Мишка не удержался: за ним следом. Да оба, обнявшись, и бултыхнулись в воду!

А под обрывом омут-то глубокий… Ушёл Мишка в воду весь с головой. Ну, ничего: всплыл всё-таки. Лапами заработал, чёрного от себя оттолкнул: чёрный тоже всплыл. Мишка кое-как лягушкой, лягушкой, до того берега вплавь. Выскочил на берег и без оглядки, полным ходом мах-мах — в лес!

Береговушки за ним тучей мчатся. Кричат:

— Грабитель! Разоритель! Прогнали, прогнали!

Мишке и оглянуться некогда: вдруг там за ним ещё тот, чёрный, гонится? А чёрный в омуте плавает: это пень. Высокий, почерневший от старости ольховый пень. Никто Мишку по лбу не стукал: сам Мишка на пень налетел, лбом об него стукнулся, как с кручи-то летел.

Башка-то у Мишки башка, а сам ещё маленький. Многому ещё учиться надо без мамы. Хорошо, что такая крепкая башка.

Вопросы и ответы

Что, у медведя зелёные глаза?

У медвежат радужка глаз зеленоватая. С возрастом она светлеет и становится желтовато-зелёной или жёлтой.

Почему медведь сидит как человек?

Сидячую позу часто принимают медвежата и медведица. Взрослые медведи-самцы делают это гораздо реже. Например, при кормёжке на овсяном поле, когда зверь лёжа и сидя загребает лапами овсяные метёлки и лакомится полусозревшими — «молочными» зёрнами. Ведь звери тоже устают и дают передышку лапам.

Почему медведь так любит мёд?

Медведи — бурый и гималайский — неисправимые сладкоежки. Они могут себе позволить угоститься мёдом, поскольку прекрасно лазают по деревьям. Собаки, например, также любят сладкое, но они не верхолазы. А куница — верхолаз. Даже зимой она делает набеги на пчельники, где размещают пчелиные ульи пасечники. Умудряются пролезть под крышку улья за мёдом. А вот белка мёд не любит.

Как мог медведь перепутать дома береговушек с пчелиным ульем? Ведь они мёдом не пахнут?