Кто-то сказал:

— Относить наверх разные вещи. Еду. Дрова. Кофий, когда Толсет привезет его с рынка. Колдуны без ума от необычных штук. Всяких старых диковинок. Поэтому ты должна ходить на болота и искать всякую всячину.

— Что именно? — уточнила Хальса.

— Стеклянные бутылки, — сказала Эсса, — окаменелости. Странные вещи, отличающиеся от обычных. Или просто всякие штуки вроде растений, камней или зверюшек, которые покажутся тебе подходящими. Понимаешь, о чем я?

— Нет, — сказала Хальса, но она понимала. Некоторые вещи пропитывались волшебством больше, чем остальные. Однажды ее отец нашел в поле наконечник от стрелы. Он отложил находку в сторонку, чтобы при случае отнести школьному учителю, но Хальса в ту же ночь потихоньку, пока все спали, завернула наконечник в тряпицу, отнесла обратно в поле и закопала. А всех собак за это повесили на Бонти. Порой Хальса гадала: может быть, этот наконечник был заколдован, приносил несчастья, и именно поэтому солдаты убили отца? Но нельзя же считать один-единственный наконечник причиной целой войны.

— Ну, ладно, — сказал мальчишка. — Если ты слишком тупая, чтобы распознать волшебство, когда на него наткнешься, тогда иди и лови рыбу. Ты хоть рыбачить-то умеешь?

Хальса взяла удочку.

— Иди вон той тропинкой, — указала Эсса. — Самой грязной. И никуда не сворачивай. Там, на запруде, клюет лучше всего.

Когда Хальса оглянулась на башни колдунов, ей показалось, что в одном из верхних окошек виднеется физиономия Лука, и тот глядит на нее с высоты. Ерунда какая! Это была всего лишь птица.

Поезд был настолько переполнен, что некоторые пассажиры, отчаявшись пробраться внутрь, уселись на крыши вагонов. Находчивые торговцы продавали им зонтики от солнца. Тетушка Лука отыскала два сиденья, и они с Луком расположились там, держа на коленях по близнецу. Напротив них сидели две богачки. На достаток указывали их туфли из зеленой кожи. Они прижимали к своим по-кроличьи шмыгающим носикам тонкие розовые платочки, похожие на расшитые лепестки роз. Бонти глядел на них из-под густых ресниц. Он ужасно любил кокетничать с дамами.

Луку никогда прежде не доводилось ездить на поезде. До него доносился волшебный угольный запах из кочегарки. Пассажиры топтались в проходах, пили и смеялись, как будто на ярмарке. Мужчины и женщины теснились возле окон, высовывали наружу головы. Кричали что-то провожающим. Одна женщина склонилась над сиденьем, и тут кто-то, проходивший сзади, толкнул ее, и она упала прямо на Лука и Мика.

— Прошу прощения, сладкие мои, — сказала она и лучезарно улыбнулась. Ее зубы были усеяны драгоценными камнями. На ней было как минимум четыре шелковых платья, одно поверх другого. Мужчина по другую сторону прохода громко, с бульканьем кашлял. На горле у него красовалась повязка, вся в красных пятнах. Вопили младенцы.

— Я слыхал, они доберутся до Перфила дня через три, а то и раньше, — сказал мужчина в соседнем ряду.

— Люди короля не станут грабить Перфил, — произнес его попутчик. — Они идут его защищать.

— Король спятил, — возразил первый мужчина. — Бог внушил ему, что повсюду одни враги. Он не платит своей армии вот уже два года. А когда они бунтуют, он призывает новых солдат и отправляет их разбираться со старыми. Так что для нас безопаснее убраться подальше.

— Уфф! — выдохнула пассажирка где-то за спиной у Лука. — Хорошо хоть, мы уехали. Ну разве не здорово? Какой приятный отъезд!

Лук попытался сосредоточиться на болотах Перфила и на колдунах, но вместо того вдруг обнаружил Хальсу здесь, в поезде.

«Ты должен рассказать им», — потребовала она.

«О чем рассказать? — спросил Лук, хотя и так знал ответ. Когда поезд доползет до гор, случится взрыв. В вагоны ринутся солдаты. Ни один пассажир не доедет до Квала. — Мне никто не поверит».

«Все равно ты должен рассказать», — настаивала Хальса.

У Лука затекли ноги. Он слегка передвинул сидящего на них Мика.

«А тебе-то какое дело? — поинтересовался он. — Ты же всех ненавидишь».

«Вовсе нет!» — воскликнула Хальса. Но Лук был прав. Она ненавидела собственную мать. Та смотрела, как умирает ее муж, и ничего не предприняла. Хальса тогда кричала, а мать со всего размаху залепила ей пощечину. Она ненавидела близнецов, потому что они были другими и видели мир совсем в других красках, чем она. Потому что они были маленькие, быстро уставали, и заботиться о них было сущей морокой. Она ненавидела и Лука, потому что он-то как раз был на нее похож. Потому что он не боялся ее и потому, что в тот самый день, когда он стал жить с ними, она поняла, что однажды повторит его судьбу, останется совсем одна и без семьи. Магия приносит несчастья, такие люди, как Лук и Хальса, приносят несчастья. Единственным человеком, который вообще удосуживался поглядеть на Хальсу, замечал ее, была мать Лука. Мать Лука была милая и добрая, и еще она знала, что умирает. «Позаботьтесь о моем сыне», — попросила она родителей Хальсы, но сама в это время смотрела на девочку. Нет уж, пусть Лук сам о себе заботится. Хальса его заставит.

«Скажи им, — не отставала Хальса. Клюнувшая рыба дергала леску, но девочка не обращала на нее внимания. — Скажи им, скажи им, скажи им». Они с Луком одновременно были и на болотах, и в поезде. Все пахло углем, солью и белком. Лук старательно игнорировал ее, как она игнорировала рыбу. Он сидел и бултыхал ногой в воде, хотя на самом деле его там не было.

Хальса выловила пять рыбин. Она почистила их, завернула в листья и отнесла к огню. Еще она принесла позеленевший медный ключик, который тоже попался ей на крючок.

— Я вот что нашла, — сказала она Толсету.

— Ага, — ответил он. — Можно взглянуть? — У Толсета на ладони ключик выглядел еще меньше и невзрачнее.

— Бурд, — позвал Толсет, — где та шкатулка, которую ты нашел и которую мы так и не смогли отпереть?

Зеленоглазый мальчишка вскочил и исчез в одной из башен. А через несколько минут вернулся и протянул Толсету металлический ларчик размером не больше, чем банка соленых огурцов. Ключ подошел. Толсет открыл замок. Это показалось Хальсе несправедливым, уж если кто и должен был отпереть шкатулку, так это она.

— Кукла, — разочарованно вымолвила Хальса. Однако это была странная кукла, вырезанная из маслянистого на вид черного дерева. А когда Толсет перевернул ее, оказалось, что у нее нет спины, только два лица, поэтому она всегда смотрела сразу и вперед, и назад.

— Что скажешь, Бурд? — поинтересовался Толсет.

Мальчишка пожал плечами.

— Это не мое.

— Значит, твое, — сказал Толсет Хальсе. — Отнеси это в башню и отдай своему колдуну. А еще не забудь наполнить ведро свежей водой и принести что-нибудь к ужину. Кстати, а об обеде ты позаботилась?

— Нет, — ответила Хальса. Она и сама сегодня так и не пообедала. Воспользовавшись кое-какой зеленью, которую дал ей Толсет, она приготовила всю пойманную рыбу и съела две штуки. Еще три рыбины с остатками овощей она понесла на вершину башни. Ей пришлось дважды делать передышку — так много лестничных пролетов оказалось в башне на этот раз. Дверь была по-прежнему закрыта, а на верхней ступеньке стояло пустое ведро. Может быть, вся вода просто потихоньку вытекла, подумала Хальса. Однако, оставив рыбу у дверей, она все же пошла, набрала еще воды и потащила ее по лестнице.