— Если едете, тогда садитесь.

Усилием воли я заставляю ноги сдвинуться с места и робко усаживаюсь позади него. Никакой рукоятки передо мной нет, но я не могу отважиться на то, чтобы обхватить Йестина руками, поэтому, когда он жмет на газ и мотоцикл устремляется по ухабистой тропе вдоль моря, я просто вцепляюсь в свое сиденье. В заливе, который тянется рядом, сейчас прилив, и волны яростно бьют в скалы, но когда тропа начинает уходить вверх от берега, Йестин сворачивает в сторону от моря. Он что-то кричит мне через плечо и показывает, чтобы я посмотрела вперед. Мы перемахиваем через очередную неровность рельефа, и я ищу глазами то, что, как я надеюсь, станет моим новым пристанищем.

Бетан назвала это коттеджем, но на самом деле Блаен Седи недалеко ушел от хибарки пастуха. Слой штукатурки, некогда белой, давно проиграл свою схватку со стихией, и теперь домик выглядит грязно-серым. Деревянная дверь кажется непропорционально большой по сравнению с двумя крошечными окошками, выглядывающими из-под свеса крыши, в которой есть застекленный люк; это указывает на то, что, по идее, тут должен быть второй этаж, хотя места для него вроде как и нет. Теперь мне понятно, почему Йестин пытался представить это как домик для пикников, сдаваемый на выходные. Даже у самых изобретательных агентов по недвижимости были бы большие проблемы при попытке объяснить потенциальным клиентам сырость, карабкающуюся по наружным стенам, или покосившийся шифер на крыше.

Пока Йестин отпирает дверь, я стою спиной к коттеджу и смотрю в сторону побережья. Мне казалось, что отсюда я увижу парк трейлеров, но проселочная дорога здесь уходит от берега вниз, оставляя нас в неглубокой ложбине, прячущей линию горизонта. Залива отсюда я тоже не вижу, хотя могу слышать грохот волн, бьющихся о скалы, — каждый следующий удар доносится на мысленный счет «три». Над головой кружат чайки, их крики напоминают мяуканье котят; меня непроизвольно передергивает, и почему-то вдруг очень хочется зайти в дом.

Помещение на первом этаже имеет в длину меньше двенадцати футов. Шероховатый деревянный стол отделяет жилое пространство от кухонной зоны, приютившейся под мощными дубовыми стропилами.

Верхний этаж разделен на спальню и крохотную ванную комнату, где стоит сидячая ванна. Зеркало от возраста покрыто мутными пятнами; испещренная мелкими трещинками поверхность искажает мое отражение. У меня вообще бледное лицо, что часто встречается у рыжих, но из-за скудного освещения кожа кажется еще более прозрачной и очень белой по сравнению со спадающими до плеч темно-рыжими волосами. Я снова спускаюсь на первый этаж, где Йестин складывает дрова рядом с очагом. Закончив с этим, он пересекает комнату и останавливается напротив плиты.

— Она довольно темпераментная, такое уж это устройство, — говорит он и распахивает духовку. От этого резкого металлического звука я вздрагиваю.

— Так я могу снять этот коттедж? — спрашиваю я. — Пожалуйста! — В моем голосе звучат нотки безысходности, и я не знаю, что он может обо мне подумать.

Йестин подозрительно косится на меня.

— Но деньги-то у вас есть, да?

— Да, — твердо отвечаю я, хотя понятия не имею, на сколько хватит моих сбережений и что я стану делать, когда они подойдут к концу.

Мой ответ его не убеждает.

— У вас есть работа?

Я вспоминаю о своей студии со слоем глиняных черепков на полу. Боль в руке уже не такая сильная, но чувствительность пальцев очень ослабла, и я боюсь, что вообще не смогу больше работать. Если я больше не скульптор, тогда кто же я?

— Я художница, — в конце концов заявляю я.

Йестин хмыкает, как будто это все объясняет.

Мы договариваемся об аренде, и хотя плата смехотворно мала, вскоре она все равно съест все деньги, которые я откладывала. Но этот крошечный каменный коттедж на ближайшие несколько месяцев мой, и у меня вырывается вздох откуда-то взявшегося облегчения.

Йестин извлекает из кармана квитанцию и на обратной ее стороне коряво нацарапывает номер своего мобильного.

— Если хотите, занесите плату за этот месяц к Бетан.

Он кивает мне и, выйдя на улицу, с ревом запускает двигатель своего квадрацикла.

Я смотрю Йестину вслед, когда он уезжает, а потом запираю дверь и задвигаю неподатливый засов. Несмотря на зимнее солнце, я бегу наверх, чтобы задернуть занавески в спальне и закрыть окно в ванную, которое было оставлено распахнутым. Внизу кольца штор, которые явно не привыкли к тому, чтобы их задергивали, застряли на металлическом стержне карниза, и я, потянув за них, поднимаю клубы пыли, собравшейся в складках ткани. Стекла дребезжат под напором ветра, и шторы мало помогают в том, чтобы остановить ледяной холод, пробирающийся в дом через плохо прилегающие оконные рамы.

Я сажусь на диван и прислушиваюсь к звуку собственного дыхания. Моря я не слышу, но жалобный крик одинокой чайки кажется мне похожим на плач ребенка, и я судорожно закрываю уши ладонями.

Усталость берет свое, и я сворачиваюсь клубочком, обхватив руками колени и прижав лицо к грубой ткани джинсов. Хоть я и знала о ее приближении, волна эмоций захлестывает меня, прорываясь наружу с такой неистовостью, что становится трудно дышать. Свое горе я ощущаю физически с немыслимой силой и удивляюсь тому, что до сих пор жива, что сердце мое продолжает биться после того, как было разорвано на части. Я хочу восстановить в голове образ моего мальчика, но, когда закрываю глаза, вижу лишь его тело у себя на руках, неподвижное и безжизненное. Я отпустила его и никогда не прощу себя за это.

5

— Босс, есть время поговорить насчет того ДТП со сбежавшим водителем?

Стампи просунул голову в дверь, позади него стоит Кейт.

Рей поднял глаза. За последние три месяца это расследование постепенно отошло на второй план, уступив место более неотложным делам. Рей по-прежнему пару раз в неделю прорабатывал со Стампи и его командой комплекс разыскных действий, но телефонные звонки иссякли, и вот уже несколько недель не было никаких свежих идей.

— Конечно.

Они вошли и сели.

— Мы не можем связаться с матерью Джейкоба, — сказал Стампи, сразу переходя к делу.

— Что ты имеешь в виду?

— Это и имею. Телефон ее умер, дом пуст. Она исчезла.

Рей посмотрел на Стампи, потом на Кейт, которая явно чувствовала себя неловко.

— Пожалуйста, скажите мне, что это шутка.

— Если это и шутка, то мы, по крайней мере, не знаем, где нужно смеяться, — сказала Кейт.

— Она же была нашим единственным свидетелем! — взорвался Рей. — Не говоря уже о том, что она мать жертвы! Как, черт побери, вы могли ее упустить?

Кейт густо покраснела, и Рей заставил себя поубавить пыл.

— Расскажите подробно, что произошло.

Кейт вопросительно посмотрела на Стампи, и тот кивнул, предоставив это право ей.