преследовать добычу; остальные участники охоты с громкими криками устремились вслед, стараясь не отстать и, главное, предоставить царю возможность удачно бросить копьё.

Меоний каким-то образом оказался впереди всех преследователей, возможно, по причине того, что не сдерживал своего жеребца в отличие от придворных. Находясь чуть позади царя, он неожиданно опередил его в броске: копьё племянника на мгновение раньше царского вонзилось в стремительно убегающего оленя.

Оденат придержал своего взмыленного от скачки коня, выдернул копьё Меония и передал удачливому сопернику. Не вспылил, сдержался и не показал, что огорчился. Тем более что загонщики выгнали в их сторону ещё одного красавца-оленя с роскошными рогами, не хуже, чем у первого. Оденат устремился с копьём за ним, подгоняя коня, а юноша, в безудержном стремлении быть всюду первым, опять догнал царя и осмелился кинуть копьё раньше. Удивлённый выходкой племянника, Оденат с раздражением воскликнул:

— Ты что делаешь, юнец?!

Затем, обратившись к телохранителям, добавил:

— Заберите у глупца коня и доставьте в родительский дом. Пусть отец сначала выучит сына уважению к старшим.

Когда Меония ссаживали с жеребца, он кричал и сопротивлялся, затем стих, видимо, осознавая собственный промах. Но Оденат не учёл, что для знатного пальмирца отобрать коня — самое позорное наказание! А когда племяннику сообщили, что дядя на время запретил ему появляться во дворце, скорее всего, с обидой затаился… Как раз за несколько дней до отъезда Оденат простил Меония, и тот напросился с ним в Эмесу…

Зенобия занервничала и требовательно произнесла:

— Не тяни! Что дальше?

— Во время пира я находился поодаль от царского места, но видел, как Меоний подошёл к нему. О чём говорили, не слышал, но в какой-то момент Меоний закричал и ударил царя в шею кинжалом, спрятанным под курткой. Сын Герод попытался защитить отца и тут же упал, пронзённый копьём местного воина, заговорщика. Все закричали, я кинулся к царю на помощь и понял, что мне мешают. Вооружённые участники заговора, сообщники Меония, прикрывали его, пока он пробирался из зала.

— Почему не предотвратил беду? — зло оборвала его царица.

Воин растерянно пожал плечами.

— Ничто не предвещало коварства Меония. Все думали, что они помирились. Царь велел мне наблюдать за местными гостями в зале. Я повернулся к нему, когда услышал крики. Меня сразу ранили. Двоих моих гвардейцев убили в схватке, остальные окружили смертельно раненого царя.

Воин глухо произнёс, опустив голову:

— Он истёк кровью, и ничто ему не помогло. Мы привезли тело нашего царя домой.

***

На другой день Меоний появился в Пальмире с большим отрядом вооружённых людей, судя по всему, нанятых в Эмесе. Прислал к Зенобии наглого человека с требованием освободить занимаемую ею с сыном часть царского дворца. На сборы милостиво предоставил десять дней.

На городской площади глашатаи сообщили народу Пальмиры, что в связи со смертью царя Одената законным наследником объявляется его племянник Меоний. Тому из подданных, кто думает иначе, новый царь угрожает расправами.

Зенобия не выходила из покоев три дня. Старик Лонгин, нарушив, её одиночество, как обычно, посоветовал:

— Царица, в Пальмире ждут твоего слова. Бездействие тебе не на пользу.

И сильно удивился её ответу:

— Мне страшно! Я всего лишь женщина с маленьким ребёнком.

— Нет, ты царица пальмирцев! Для них сейчас это главное!

— Люди Меония провозглашают на улицах и площадях, что у пальмирцев новый царь. Меня с сыном изгоняют из дворца, ты не слышал? Разве не повод устрашиться, советник?

Озадаченный ответом Зенобии Лонгин умолк. В этот момент послышались дальний шум, громкие крики; вскоре — лязг металла. Старик насторожился, царица побледнела.

Дверь распахнулась, пропуская запыхавшегося начальника гвардейцев с мечом в руках. Она услышала:

— Царица, победа!

Как выяснилось, военачальники Одената отказались признать цареубийцу правителем Пальмиры. Составили заговор, привлекли часть войска. Ворвались к Меонию в дом. Нашли его… в нужнике, где он, едва услышав шум, в страхе укрылся. С проклятиями посекли мечами, а труп выбросили за город, шакалам.

— Царь отомщён, царица! — радостно воскликнул воин.

Народ в Пальмире не оплакивал убийство самозванца. Римский гарнизон в городе не вмешивался, в эти несколько тревожных дней его воины оставались в пределах крепости. Пальмирцы скорбели по любимому царю Оденату, потому что понимали, кого потеряли, безвременно и несправедливо.

ЦАРСКАЯ ВДОВА

Зенобия погрузилась в подготовку похорон, достойных Одената. Главным вопросом было — по какому обряду упокоить тело. Если как бывшего правителя Пальмирского царства, тогда в семейном склепе в горах. Но Оденат имел римское гражданство, имел статус законного соправителя императора. В таком случае уместно захоронение по римскому обычаю — в гробнице, устроенной при храме на главной городской площади.

Советник Лонгин предложил решение, которое должно многих устроить:

— Чтобы пальмирцы удовлетворились и римский Сенат не возражал, нужно организовать погребальный обряд дважды — по сирийским обычаям и по римским правилам.

Царица вначале удивилась такому совету, но потом поняла, насколько он правильный…

***

Жрецы Погребального храма в Пальмире «готовили» Одената к встрече с народом. Тело покойного сохраняли в бальзамическом составе, «оживили» лицо восковыми красками. Поверх белой туники надели красную тогу с золотой полосой понизу, уложили на кровать с инкрустацией пластинами слоновой кости, устланной покрывалами с золотым шитьем. У входа во дворец тело в образе римского императора показали народу «для оплакивания».

Пальмирцы приходили к месту скорби и видели Одената, как живого. Казалось, откроет глаза и заговорит о своих убийцах. Оставляли дары, просили богов дать покойнику счастливую жизнь после смерти.

Когда вышло время, молодые люди из знатных семей Пальмиры подняли ложе с покойником на плечи и под горестные звуки флейт понесли к храму Юпитера. Оглашая заполненные людьми улицы причитаниями и погребальными песнями-«нениями», в процессии шли в чёрные одеяниях плакальщицы, громко выражавшие безутешное горе, до крови царапали свои лица ногтями. Полуголые рабы несли горящие факелы, предназначенные для погребального костра.

Перед храмом на помосте возвышалось сооружение из брёвен, с уступами, что делало его похожим на мавзолей с полостью, заполненной хворостом. «Мавзолей» украшен коврами и картинами, изображающими героические сюжеты из жизни Одената, по углам установлены его статуи. Насыпаны горы цветов, от них и мешочков с ароматическими благовониями из Аравии, Египта, Индии повсюду разносятся резкие запахи. Звучали скорбные гимны и пеаны в исполнении детей и женщин из благородных пальмирских семейств.

Наступил момент, когда гвардейцы вознесли ложе с покойником на самый верх погребального сооружения, после чего мимо прошествовали ликторы в черных одеждах. Непременные участники сопровождения римских императоров, на этот раз свои атрибуты — розги и бронзовые топорики, в знак траура склонили к земле. За ними прошли воины