при луне. Но судьба-подлюка, сговорившись с новоявленным муженьком, и тут решили подложить мечтательнице жирную добротную свинью. Уже в самолете выяснилось, что разговаривать нам с любимым вообщем-то и не о чем. Его, впрочем, подобная мелочь не волновала. Он спокойно вооружился наушниками от плейера и погрузился с головой в пестрый журнал о мотоциклах (на которых переодически мелькали раздетые фигуристые блондинки). В отеле ол-инклюсив Забельского больше всего привлекли обильная и разнообразная еда и разноцветные коктейли в огромных бокалах с бумажными зонтиками. После мощного завтрака, он, с трудом выкатившись из-за стола, спешил занять наиболее выйграшно расположенный лежак у бассейна, и коматозил до обеда. За следующим приемом пищи следовал аналогичный сценарий. Предложенные мной экскурсия в Каппандокию, рафтинг, джип-сафари и даже тур по местным фабрикам с реальной возможностью отхватить себе майку с логотипом Шанель или недорогую дубленку не вызвали у моего мужа энтузиазма. «Мы приехали отдыхать» аргументировал он свое однообразное пролеживание боков. Ладно, черт с ней, с турецкой Шанелью, но мне отчаянно хотелось испытать наконец этот необычкновенный феерверк эмоций, которому ранее препядствовали неудобные жилищные условия и подлый диван. Разве не за этим мы вообще приперлись в это чудное райское местечко? У Дениса на сей счет было явно иное мнение. Днем занятиям физическими упражнениями не способствовало набитое доверху пузо, по вечерам же в баре у бассейна выдавали бесплатное алкогольное пойло в неограниченном количестве. Ясный перец, что редкий турист способен был отказаться от подобной манны небесной. Во всяком случае мой Забельский к этим редким трезвенникам не относился. Пару-тройку раз супружеский секс все-таки заглянул в наш номер. Но, будучи сильно навеселе, этот редкий гость оказался торопливым, грубоватым и напрочь лишенным воображения. «Я все равно люблю его» думала я, разглядывая свого похрапывающего на лежаке мужа, «Когда мы вернемся домой, все будет замечательно». Возвращение домой, однако, вместо морального и физического единения принесло нам хлопоты переезда, серые рабочие будни и холодный осенний дождь. Мамаша Забельская устроила свою кровиночку аж замдиректором в солидную контору. Денис ходил на службу, гордо вскинув красивую голову, в единственном, но приличном на наш взгляд костюме, рубашке, галстуке и начищенных мной ботинках. Мне удалось устроиться клерком в ближайший банк. Работа не хухры-мухры, конечно, по сравнению с мужниной должностью. Забельский презрительно называл мою трудовую деятельность «работкой». Объединив его жирную зарплату и мои крохи, мы неплохо обставили съемную двушку. До модного в те времена евроремонта не дотянули, но обои поклеили новые (в мелкий желтый лютик), установили мебель польского производства и сменили заскорузлый розовый кафель в ванной на крупную лиловую плитку. Я возвращалась вечером в свое с любовью обустроенное гнездо, но удовлетворения почему-то не чувствовала, не говоря уже о пресловутом счатье. Тремя месяцами позже директор Забельского скрылся в неизвестном направлении, предусмотрительно опустошив кассу компании. Дениса затаскали по судам, хорошо хоть благодаря связям мамаши не посадили. Источник легких денег иссяк, и работника с такой заляпанной репутацией на пристижные должности брать не спешили. Забельский от такой несправедливости впал в глубокую депрессию. Он целыми днями лежал на диване, уставившись в телевизор, и отплеплялся исключительно для похода в туалет. Со мной разговаривать стал сквозь зубы. Очевидно, я была признана в сложившейся ситуации виновной. «Мальчика надо понять и поддержать» заявила мне свекровь, притащившись к нам как-то вечером, «Такой тяжелый удар для его нежной психики! Ты же знаешь, депрессия это серьезная болезнь! Ты просто обязана ему помочь». Я все понимала. После работы бежала в магазин за продуктами, готовила дома вкусный ужин, подавала еду прямо в гостиную, собирала с пола пустые пакеты от чипсов и банки от пива… и все это с милой улыбкой вроде как так и должно быть. Пару раз я пыталась растормошить депрессивного эротическим шоу, но болезный только мощил свою симпатичную физиономию в плаксивую гримассу «уйди, и без тебя тошно». Я поплохела и осунулась. Мужчины больше не оборачивались мне вслед. На уход за собой не хватало ни времени, ни средств. Однажды, притаранив на пятый этаж (лифт в тот день не работал) тяжеленную торбу продуктов, я взялась расстегивать старые сапоги в коридоре, а молния как на зло заела. Я сползла на пол и разрыдалась так громко и отчаянно, что даже приросший к дивану Забельский вылетел стрелой в прихожую. «Умер кто?» выдал он единственную возможную причину для такого отчаянного крика души. «Да! Я!» выдавила я сквозь всхлипы. «Заболела?» ужаснулся диваножитель. Мое нечленораздельные хлюпание прозвучало как положительный ответ. Потом на кухне после третьей чашки нервного сбора, я призналась, что грызет меня изнутри не страшная болезнь, а прожорливый паразит по кличке «быт». На Забельского мой эмоцианальный выкидыш оказал положительное действие. Уже на следующий день он встряхнулся, сходил в дешевенькую парикмахерскую в соседнем подъезде, втянул выкатившийся за недели спячки животик, побрызгался Готье Homme местного разлива и объявил, что отныне будет искать работу. В моей душе вспорхнула пестрая бабочка с мелкими вкраплениями надежды и счастья на бархатных крылышках. Благих намерений Забельскому хватило на две недели. Потом начались гневные тирады про «козлов работодателей» и их неспособность оценить манну небесную, свалившуюся на их тупые рогатые головы в виде его замечательной кандидатуры. Я чувствовала, что еще немного, и моего непризнанного гения опять примагнитят два верных товарища – телевизор и диван. Но тут на нас обрушилась невиданная удача (спасибо Богу и мамаше Забельской) – Денису предложили должность гравбуха в местной строительной компании. Платили немногим больше, чем мне на моей «работке», но приставка «главный» приятно ласкала мужское самолюбие. Наша семейная лодка выровнялась и нехотя потащилась вперед по волнам. На неделе мы видились только по вечерам и едва обменивались парой малозначительных фраз (дивано-телевизор ведь никто не отменял). Супружеский секс был редким, поспешным и однообразным. Денис не считал нужным менять удобную и эффективную (для него) миссионерскую позицию. А мне уже было все равно. Мои яркие фантазии затерялись в серо-черной палитре будней. По выходным мы обычно ездили на огород к родителям. Денег на кино, рестораны и прочию бесполезную трату времени Забельскому было жалко. Тещин домашний шашлык был на его взгляд в сто раз вкуснее любой «чужой жратвы». Он делал вид, что участвовал в процессе поджаривания этого самого шашлыка на ржавом мангале, в то время, как вы с мамой стригли овощные салаты. Посмотреть со стороны, не семья, а сплошная рекламная идиллия. А меня обуревала зеленая, как листья дачных лопухов, тоска. «Что так всегда и будет?» спросила я как-то у мамы, используя нарезания