«Я, Верховная жрица Ордена Золотого утра, сегодня в праздничный Белтейн, посвящаю тебя в наше братство, дабы ты получила новую жизнь в семье, вооруженной силами колдовства.» — голос женщины густой и звонкий обволакивал Тони, уносясь под темные каменные своды.

Затем Жрица мечом очертила вокруг себя круг, создав «магический конус силы» и обратилась к Всемогущим богам ведьм, прося их о защите и покровительстве. Тони знала уже эти слова по «Книге теней», прочитанной ей Клиффом, но теперь замерла, зачарованная их торжественным звучанием. «Вслушайся в слова Великой Матери, которую в древности называли Артемида, Астарта, Диана, Афродита, Церера, Даная, Ариадна, Венера и многими другими именами… Я та, кто составляет красоту зеленой земли. Я — белая луна среди звезд. Я тайна вод и отрада сердца человека. Я вхожу в твою душу: поднимись и войди в меня!» Тони почувствовала, как хрустальный светлый ручеек ее «Я» вливается в мощную полноводную реку, и вот она уже не ощущает ничего, кроме торжества и силы, бурлящей силы весеннего разлива.

Направив магический меч к ее груди, Жрица задала Тони какие-то вопросы. Тони отвечала машинально, готовясь произнести финальную клятву: «Я узнала два прекрасных слова — абсолютная любовь и абсолютная истина!» Она слышала будто со стороны, как сотнями колокольчиков звенел ее совершенно чужой, неузнаваемый голос.

Новая посвященная приковала к себе взор Магистра. Услышав ее чистый голос, он чуть привстал и только тут понял, что просидел весь этот час на самом краешке трона, как любитель боя быков на захватывающей корриде. Лицо Инфинити скрывала маска, но Астор был уверен, что оно прекрасно. Это вытянутое, словно парящее в воздухе тело, все линии которого звучали неземной гармонией, это переполняющее девушку ощущение блаженства и легкости! «Интересно, чем она занимается? Должно быть, чертовски талантлива!» — думал Астор, решив узнать вопреки правилам, подробности о новой «сестре».

Инфинити, опустившись на колени, произнесла клятву, а Жрица на тон выше, ответила: «Всех, кто узнал абсолютную любовь и абсолютную радость, мы примем с удвоенной радостью», — и объявила, что послушница готова к посвящению в колдовство. «Братья» и «сестры» рухнули на колени в то время, как Жрица, взяв с Инфинити клятву чтить таинства культа, поцеловав ее пять раз, освятила вином и елеем. Кто-то тронул узлы веревки за спиной Тони, оковы пали — она предстала как новорожденная, чистая. Жрица вручила ей ритуальные атрибуты ведьмы: магический кинжал атам, магическую фигурку талисман и волшебную палочку для вызывания духов. Появился Двурогий бог Верховный жрец, что означало переход ко второй части ритуала. Теперь «братья» и «сестры» в песнопениях и танцах должны концентрировать психическую энергию в могущественный «конус силы», направляя ее тем, кто нуждается в помощи. Лиффи обставил свой выход со знанием дела, как настоящий шоумен. Он натер свое полуобнаженное тело специальным снадобьем мускулы переливались под бронзовой блестящей кожей, едва прикрытые леопардовой набедренной повязкой, на голове — золотой шлем-полумаска с загнутыми бычьими рогами. Свита Двурогого бога, состоящая из одетых в шкуры музыкантов — двух барабанщиков и флейтиста, следовала на некотором отдалении за своим господином, наигрывая ритуальную мелодию. «Братья» и «сестры» расступились, а Nihel высоко подняв пылающий факел, издал воинственный клич такой мощи, что языки пламени взметнулись, рассыпая метель искр. Магистр поднялся и воздел руки, призывая паству ко вниманию, но его никто не слушал. Двухстворчатые высокие двери распахнулись прямо в лунную прозрачную ночь, и толпа послушников, сбрасывая на ходу одежды, ринулась прочь — к берегу озера, где сквозь зазеленевшие кусты светился огромный яростный костер.

Рука Астора, сжимавшая висящую на цепи печать Братства, разжалась, и он бессильно спустился в кресло. Церемония посвящения в ведьмы новой сестры пробудила в его душе, чувствительной ко всему мистическому, возвышенные чувства. Подобно антиквару, он наслаждался древним ритуалом, его мистической символикой, вкушая, как Магистр, сладость власти. Астор верил в колдовство лишь настолько, чтобы допускать существование неведомых, неподвластных человеку явлений. Во время путешествий по Востоку ему удавалось наблюдать «чудеса», всегда оставляющие сомнение и привкус виртуозного трюка. Но атрибутика Братства, подчинявшаяся гарднерианским канонам, удовлетворяла его эстетические требования, теша гордыню сознанием тайной исключительности. Астор никак не мог допустить, чтобы какой-то сексуальный маньяк Уорни превратил Братство в секту эротических извращенцев. Кульминационный момент борьбы за власть настал.

— «Или он меня, или — я» — решил Астор, пуская в ход последний козырь. По его сигналу в зале появилась дюжина крепких ребят, одетых в комбинезоны «нинзя», а сам Астор, отбросив тяжелый магический меч, сунул во внутренний карман камзола «Беретту». Бесшумно, неторопливо отряд стал пробираться к берегу.

Дав знак всем затаиться, Магистр приготовился выйти на поляну, освещенную высоким костром. То, что Астор увидел, заставило его остановиться, прижавшись к толстому стволу вяза. Затеянное Уорни действо, нельзя было счесть безусловным кощунством — в большинстве колдовских общин ритуальный секс считался религиозным обрядом. Слова христианской брачной церемонии «и тело мое будет принадлежать тебе» воспринимались в качестве призыва ко всеобщему совокуплению. В большинстве общин, но только не в возглавляемом Астором Ордене Золотого утра. Брезгливое отношение Магистра к вакханалиям было вызвано его категорическим неприятием гомосексуализма, а также нежеланием вступать в сексуальные отношения с членам Братства вообще. Но затаившийся в тени Астор-эстет не мог не признать, что открывшееся перед ним зрелище было поистине прекрасным.

В свете костра на возвышении, похожем на плаху, стояла Инфинити. Ее нагое тело казалось отлитым из золота, по плечам и спине струился густой шелк смоляных волос, касаясь вьющимися концами округлых ягодиц. Обняв ее одной рукой за талию, а другой держа у губ флейту, замер Нихель, сбросивший свой двурогий шлем и набедренную повязку. Барабаны отбивали медленный, но тревожный ритм. В так ему покачивались обнаженные люди, окружившие костер. Уорни извлекал из Флейты протяжный тоскующий звук — весенний призывный клич самца, и по мере того, как звук повышался, поднималось, наливалось силой, мужское естество Нихиля. На самой высокой ноте Лиффи отбросил флейту и, повернувшись к Инфинити прижался к ней животом. «И кровь моя, и тело мое принадлежит тебе», — сказала она, обвив руками шею Двурогого бога, а ногами его бедра. «Видимо, они изрядно потренировались. Или это и в самом деле колдовство», — подумал Астор, отмечая изысканную пластику слившейся пары. Они показывали на деревянном пьедестале нечто вроде акробатического номера. Кто-то подбросил в костер поленья и в воздух взметнулись снопы искр. Ритм барабанов ускорялся, оборвавшись в тот момент, когда ритуальное совокупление завершилось победным кличем. Один из «братьев»