Мужчина повыше что-то шепнул своему спутнику, и они ускорили шаг, не оборачиваясь на Кантану.

– Прошу вас! – прокричала Кантана с мольбой. Дождь забарабанил по голове, пропитывая спутанные волосы. – Помогите мне!

Один из спутников несмело обернулся, не поднимая взора на девушку. Под светлой шёлковой чёлкой мужчины горело клеймо. Он мотнул головой, отвечая на её вопрос, и, как ни в чём не бывало, вернулся к своему делу. Острое ребро корыта потянуло по песку борозду с возвышающимися краями.

Сделав несколько неуверенных шагов, Кантана погрузилась в плен узкой улочки. Запах гари перебил смрад пота и застарелой мочи. Ветхие крылечки домов спускали лестницы к её ногам. Завидев девушку, ссыльные спешили укрыться, словно им было, о чём молчать. Кто знает, возможно, они объявили негласный бойкот тем, кто остался наверху, за свои разрушенные судьбы.

Венчая её мысли, сквозь свист ветра прорвался пронзительный плач ребёнка. Кантана задрала голову в темнеющее небо, вслушиваясь в высокий звон младенческого голоска. Детей не могли ссылать до двенадцати полных годовых циклов, согласно Устоям. Так значит…

Ответ был элементарнее умножения на ноль. Этот плач – гимн протеста изгнанных против жестоких законов Девятого Холма. Это – крик новообретённого счастья в ссылке. Счастья в кругу единомышленников, среди тех, кто не смог смириться и бездумно преклонить колени.

Среди таких же, как она сама.

«Лучше быть с клеймом во лбу, но живым среди настоящих», – зазвенел в ушах голос брата. В тот вечер Кантана не придала значения его словам, но теперь она хорошо понимала, что Элатар имел в виду. Он никогда не знал сладкого вкуса полной жизни наверху. Он позволял Анацеа вершить свою судьбу, а за спиной проклинал её за стремление контролировать каждый шаг. И, конечно, ненавидел себя за слабость и неспособность противостоять натиску. Последнее слово Элатара на Посвящении Эладе озарилось его самым ярким личным триумфом. Ссылка в Пропасть стала для него не наказанием, а долгожданным освобождением.

Так может, место, уготованное ей Покровителями – здесь?

Громкое, настойчивое постукивание, доносящееся со стороны одной из хижин, отвлекло Кантану от размышлений. Она застыла посреди проулка, опьянённая тошнотворным запахом мусора и рассыревшего дерева. Лишь когда стук повторился, Кантана поняла, что послание адресовано ей.

Кантана несмело развернулась. На крыльце двухэтажной лачужки, что примостилась у края галечного тротуара, подпирая навесом крыши небосвод, стояла молодая женщина. Распахнутые серые глаза смотрели на Кантану, не мигая. Что-то до боли знакомое сквозило в этом открытом взгляде, в контурах безупречно очерченных скул и в фарфоровой белизне кожи. Даже пятно клейма на лбу не портило свежей красоты изгнанной. Кантана точно видела её раньше, только не могла вспомнить, где и при каких обстоятельствах.

Неудивительно: Девятый Холм – небольшое поселение, где свободно и эффективно работает принцип двух рукопожатий. Кантана вполне могла столкнуться с этой женщиной на улице, в Наставне или на рынке, когда изгнанница ещё жила наверху, среди Избранных.

Давно ли это было?

Холодный ветер вздыбил волосы. Задержав дыхание от волнения, Кантана приблизилась к покосившемуся крыльцу. Грязь толстым слоем покрыла носы сапожек.

– Вы меня звали? – осмелилась она подать голос.

Незнакомка беззвучно кивнула, не отводя глаз. Улыбка тронула её губы. Вместо нескольких нижних зубов красовались чёрные прогалы. Даже это не портило красоты молодой женщины. В каждом жесте незнакомки чувствовались скрытая мощь, уверенность, решимость, которых так не хватало Кантане.

– Вы можете помочь мне найти брата? – Кантана с надеждой подняла подбородок. Если её лицо так знакомо, возможно, они пересекались на Девятом Холме, и незнакомка знает, как выглядит Элатар.

Женщина снова кивнула, не проронив ни звука. Роскошные ореховые волосы полетели по ветру, заслоняя лицо.

Почему она молчит?

– Так скажите, где он! – голос Кантаны задрожал. – Умоляю вас! Скажите мне!

Незнакомка повернула голову в сторону накренившегося барака в конце проулка и чуть выставила подбородок вперёд.

– В том бараке? – уточнила Кантана.

Очередной тихий наклон головы стал ей ответом.

Грозовое облако, затянувшее небосвод, наконец, разразилось оглушительным раскатом грома. Вспыхнула молния, сделав краски вокруг ядовитыми. Дождь принялся гулко настукивать по заросшим откосам крыш.

Вместе с раскатом на Кантану снизошло прозрение. Теперь она знала, как зовут женщину, что стоит перед ней, добродушно улыбаясь, и удивлялась, как могла не вспомнить этого сразу.

Манарина Дрон!

Члены клана Дрон проживали на той же улице, что и семейство Бессамори, до тех пор, пока прародительница Ринадэ, хозяйка магазина колбас, не разорилась, и им не пришлось сменить богатое поместье на скромный коттедж ближе к окраине Девятого Холма. Манарина посещала Наставню в одной возрастной группе с Зейданой. Выходя с няней на утреннюю прогулку, Кантана часто наблюдала, как Манарина, необычайно стройная в чёрном одеянии, пересекает мостовую. Её чарующий взгляд и гордая поступь говорили Кантане, что доля непосвящённой – не приговор. Провожая отдаляющуюся фигуру, маленькая Кантана грезила о том, чтобы вырасти такой же красивой и статной и притягивать столько же взглядов. «Никогда не веди себя, как она», – в противовес любила поговаривать Анацеа, грозя Кантане пальцем. Возможно, именно запрет породил тот дух противоречия, что постоянно втягивал Кантану в неприятности и умопомрачительные приключения.

Но однажды Манарина исчезла. Просто перестала появляться на улице и всё. Любопытство сжирало Кантану, и она едва держалась, чтобы не поинтересоваться причиной у матери. Но она заранее знала ответ Анацеа. Когда Кантана рискнула, наконец, спросить об этом Зейдану, та лишь закрыла лицо руками и пробормотала: «Тебе рано это знать».

Манарина встревожено вскинула голову в небеса, и в тот же момент из распахнутой двери за её спиной полился звонким ручейком уже знакомый детский плач. Маленький невинный человечек, которому не повезло родиться в пропасти, звал мать на языке, понятном лишь ему. Кантане захотелось завыть волком, сплетая с ним многоголосье. Звук младенческого голоса вырисовывал то, что она потеряла, так и не обретя.

Развернувшись, Манарина поспешила в дом, и Кантана наконец поняла, в чём была причина странной манеры общения.

Ужас полоснул сердце. Боль потянула плечи вниз, выкручивая суставы. Влажный, полный дождинок воздух комом вкатился в горло, не давая вдохнуть, а ноги отяжелели, приковав тело к земле. Кантана поспешно отвела взор. Она почувствовала себя сопричастной.

У Манарины не было рук.

Приземистое здание опасно кренилось вперёд, словно наступая для атаки. Растрескавшиеся от сырости стены подёрнулись бронёй разноцветного лишайника. Доски неплотно прилегали друг к другу, и, казалось, строение может рухнуть от дуновения ветра. Грязные пучки пакли вываливались из щелей. Кое-где в баррикаду стен врезались щелевидные окна без стёкол. Двери скрипели на непромазанных петлях, показывая чёрную пасть проёма. Несмотря на бурю, никто не удосужился закрыть их.