Только не говори, что она у тебя на работе! — еще грознее заметил Антикайнен.

— Почему — на работе? — поспешно заговорил мужчина. — У меня в блокноте все записано, а блокнот всегда со мной. Вот, сейчас!

Он достал из кармана потрепанную записную книжку, вытащил также очки и химический карандаш. Приблизившись к свече и нацепив очки на нос, железнодорожник нашел нужную страницу и, послюнявив карандаш, обвел какую-то цифирь с буквами.

— Вот! — сказал он и показал Тойво.

Тот выдрал страницу, сложил вчетверо и убрал в свой бумажник.

— Обещал не убивать! — напомнил мужчина.

— С тобой Пильщиков с того света разберется, — проговорил Антикайнен, намереваясь уходить прочь из этого некогда живого дома. — Да, вот еще! Котов местных тронешь — я приду, тогда уже от меня не откупишься.

— Не трону! — с видимым облегчением поспешил заверить железнодорожник, не в силах сдерживаться, добавив. — Люди добрые, что же это творится-то?

— Добрые, говоришь? — усмехнулся Тойво. — Революция, ты научила нас видеть несправедливость добра (слова Юрия Шевчука).

4. В Советской России

Поле того, как между Финляндией и Россией были установлены границы, особенно рьяно охраняемые в пределах Карельского перешейка, перебраться через них сделалось сложнее, чем в прежние годы. Во всяком случае, руководствуясь только желанием, их было не пересечь.

И дело было не только в усилении рубежей с территории большевиков, но, в большей степени, в изменениях, принятых финской стороной.

Преодолев Революцию, завершив гражданскую войну, каждый чиновник из вновь сформированного государственного аппарата необратимо мутировал. Мутировал — не значит: вместо лица у него или нее образовалась свиная или обезьянья морда, вместо ног — копыта вылезли, либо хвост в положенном месте закурчавился. Мутировал — значит, превратился в монстра, душевного монстра. Словно их, чиновников, специально облучали специально сконструированным для этого «монстроделом».

Тойво не знал, как дело обстояло с прочими государственными образованиями: обучением, здравоохранением и прочим, прочим. Его коснулась служба миграции. Точнее, он коснулся службы миграции, а, коснувшись, обжегся.

Добравшись до Хельсинки, Антикайнен первым делом пошел в Министерство, так сказать, Иностранных Дел. Все хорошо, его приняли везде, куда бы он ни обратился, везде ему улыбнулись, везде его послали. Особенно здорово это получалось у министерских женщин, которые сели за столы и уткнулись в бумаги. Мужчины тоже были невменяемы, но при этом как-то лукаво. Складывалось впечатление, что можно их чем-то заинтересовать, и, заинтересовав, обозначить свой интерес.

А интерес у Тойво был простой: отправить запрос на уровне министерства страны в министерство другой страны, чтобы несчастных жителей финского Выборга выпустили из тюрьмы, куда они оказались заключены в момент отхода оттуда красных. Дата задержания, список задержанных, номер вагона, которым они перевозились, прилагались.

Самого главного мужика департамента, до которого ему удалось добраться, заинтересовать обещаниями не удалось. Досадно то, что деньги-то были, но были они пока еще далеко. Начальственный интерес постепенно затух, вместе с чем Антикайнена отправили в дверь к даме, которая в приложение к идеально накрахмаленной идеально белой блузке имела идеально мертвые глаза.

Первый же уточняющий вопрос поверг Тойво в трепет.

— Какова ваша степень родства? — спросила дама.

— Мы обручены, — замешкавшись, ответил Антикайнен. Вообще-то он был не вполне далек от познаний номенклатурного идиотизма. В бытность его революционером формальностей, доходивших до абсурда, хватало.

— Без доказательности родственных связей вопрос не подлежит рассмотрению, — тем же тоном сообщила дама и взяла со стола какую-то бумажку.

— И что? — удивился Тойво.

— Вы можете идти, — даже не подняла глаза чиновница.

— Так там люди, ваши соотечественники, страдают, может быть, смертельно страдают. Чем скорее начать действовать, тем реальнее шанс их спасти, — сказал Антикайнен, чувствуя, что в этом кабинете его слова о людях в опасности — это просто слова. О людях дама даже не догадывается.

— Со степенью родства определитесь, и мы вам обязательно поможем.

Тойво вышел в коридор и почесал в затылке: ну, одна тетка — это еще не система. Начальственный мужик направил его в несколько кабинетов.

Открыв дверь другого офиса на другом этаже, он даже слегка замешкался, выглянул обратно и уточнился с вывеской — за столом сидела та же тетка, от которой он только что вышел.

— Пожалуйста, предоставьте право обращения от имени лица или группы лиц, — сказала та.

— Так эта группа лиц незаконно находится в Советской России в тюрьме, — ответил Тойво.

— То есть, Ваше действие мотивируется Вашим личным желанием, — уточнила дама.

— Мотивируется тревогой за близких мне людей.

— Но у Вас нет права обращения.

— И что?

— Мы Вам обязательно поможем, предоставьте необходимое подтверждение, — дама отгородилась от Тойво листком бумаги.

В третьем кабинете еще одна сестра-близнец попросила предъявить обвинительное решение о взятие под стражу. Антикайнен онемел и вышел вон. Потом новая близняшка сообщила, что действие с семьей Лотты не подпадает ни под один из протоколов, разве что под «особый случай». Если его оформить, то в установленные законом сроки выйдет решение.

Раненным лосем, отчего-то припадая на одну ногу, Тойво ускакал к себе и оформил заявление по форме «Особый случай». Чуть свет, а он уже протягивал заявление тетке в идеально белой идеально накрахмаленной блузке с малоподвижными глазами.

— Мы, конечно, примем заявление к рассмотрению, только вынуждена Вас предупредить: у Вас отсутствует степень родства, отсутствует право обращения от лица или группы лиц, отсутствует обвинительное решение. Поэтому, скорее всего, Вам будет отказано, — бесстрастно сказала дама.

— Позвольте, но ведь я написал заявление по форме «Особый случай», я его не придумал — Вы сами мне о нем сообщили. Я не писал заявление по степени родства, права обращения, обвинительного заключения, — Тойво развел руки в стороны.

— Поэтому Вам и может быть отказано в установленные законом сроки, — не менее бесстрастно ответила дама.

— А какие сроки? — бездумно поинтересовался он.

— А никаких, — чуть ли не обрадовалась чиновница. — Мы сами определяем их в зависимости от обстоятельств.

Вот тебе нате, Петр в томате! Так не бывает! Такового нет нигде. Тойво не верил своим ушам. Он даже не произнес эти слова, только подумал.

— А у нас есть! — в голосе тетки явно проскальзывали торжественные нотки.

Выходит, все-таки не только подумал.

— И что же мне делать? — очень удрученно, скорее самому себе, сказал Антикайнен.

— Будем рады Вам помочь всегда, — чиновница строго посмотрела на него. — Повторяю: в любом случае мы поможем. Спасибо Вам за обращение к нам.

Что-то говорить, ходить в какие-то другие кабинеты —